Вниз, насколько хватает глаз – никого. Пробежать три квартала так быстро она не смогла бы. Значит, вверх и за угол, на Хай Стрит. Конечно, там же аптека, где они покупали эти таблетки.
На Хай Стрит освещение было лучше, прямая главная улица просматривалась на полмили в обе стороны. Ни души. Подбегая к вывеске с красным крестом, Чесс уже знал, что никого там не найдёт. Аптека была закрыта.
Он постоял, тупо разглядывая через стекло длинные полки с яркими упаковками и баночками. Всё это было похоже на игрушки. Весь безлюдный ночной даунтаун был похож на кукольный город в подсвеченной витрине большого, но закрытого магазина.
Подул ветер. Из переулка вылетел белый полиэтиленовый пакет, покружил на перекрёстке и с шуршанием отполз на другую сторону улицы. Чесс поёжился и двинулся обратно. Но на повороте к дому не стал сворачивать, а медленно побрёл дальше по Хай Стрит. Может, она просто пошла погулять, чтобы успокоиться? Да, она любит гулять по ночному даунтауну. Для тех, кто занимается музыкой, самое главное – тишина.
Он как раз пересёк красную ковровую дорожку, ведущую из отеля «Морган» прямо на тротуар, когда из стеклянных дверей отеля вышел человек в бежевом плаще и что-то сказал. Вначале Чесс подумал, что обращаются к нему. Но человек прошёл мимо Чесса, словно того и не было. При этом он продолжал говорить. Человек шёл по ночной улице и говорил, повернув голову вправо и делая руками жесты в ту же сторону, словно рядом с ним шёл кто-то ещё.
В жаркой ночной тишине
Впервые я услышал этот звук, когда мы с Чессом сидели на веранде и курили CAMEL. Я только что показал Чессу, как сделать из названия американских сигарет русское слово САМЕЦ. Потом разговор завертелся вокруг японской поэзии и местных цикад: мне нужно было сочинить хайку для конкурса, и Чесc предложил написать про насекомых, разоравшихся вокруг.
–Да это разве цикады? – говорил я. – Скорее, кузнечики.
–Кузнечики не поют, – возражал Чесс.
–В России все поют, кузнечики тоже, – выдвигал я свой козырной аргумент.
–Ну, не знаю… Но на цикад и вправду не похоже. У них на тон выше.
Тоже мне, энтомолог, подумал я. На прошлой неделе я принёс большого зелёного богомола – раньше только на картинках видел таких, а тут живой, прямо на тротуаре сидит в центре кампуса, как его только не раздавили! Я поймал его, посадил на плечо и пошёл домой. А там Чесс как раз закончил ванную мыть. Выходит навстречу с баллончиком какой-то химии и гордо рассказывает, что с муравьями покончено. Вдруг на полуслове замолкает и с криком «Jesus Christ!» роняет свой баллончик. А потом начинает гоняться за мной по дому, требуя «избавиться от этого таракана».
Если он так же хорошо и в цикадах разбирается… Но сказать об этом я не успел. Потому что со стороны ручья раздался другой звук, отрывистый и скрежещущий.
–Уау! Вот это уж точно не цикада… – заметил Чесс. – Это я-не-знаю-что!
–Похоже на лай больной собаки. Простуженной, – предположил я.
–Может, больной русский кузнечик? – развил гипотезу Чесс.
–Скорее, бешеный