а затем неспешно направился к ребятам. Остановился возле них, согнул своё непропорциональное туловище и заглянул в их лица.
– Я п'госто пытаюсь понять ваш мотив, – пояснил он. – Что же с вами делать?
– Месье Лавуа, очевидно, что этот старшекурсник меня спровоцировал, так как просто так я никогда не полезу драться первым.
– Вы так уве’гены в этом, Чите’гн? А что на этот счёт думает ваш оппонент?
– Я думаю, что этот инцидент не стоит вашего внимания, – ответил Колин уверенно и откинулся на спинку скамьи.
Директор, глядя на него, быстро-быстро заморгал, затем пробормотал что-то неясное на французском языке. И вдруг Колин ответил ему:
– Oui, vous avez raison. Les adolescents sont devenus trés intelligents aujourd’hui1.
Директор удивлённо вскинул брови и, радостно размахивая руками у Колина перед носом, сказал:
– Вы были во Ф’ганции? У вас чýдное п’гоизношение!
– Никак нет, месье. Я родился в старом Андеадлинге и жил здесь… почти всю жизнь. Я всего лишь люблю изучать языки во всей их полноте и красе.
– И сколько же языков вы знаете, если не сек’гет?
– Вы не поверите, если я скажу, что около семи тысяч.
– Вы п’гавы. Я действительно вам не ве’гю. Это же невозможно.
И тут директор звучно расхохотался. Потрепал бессмертного по плечу, сказав:
– А вы мне н’гавитесь, господин Г’гин. На сегодня вы свободны.
Колин встал, оправил свою рубашку, изящно поклонился, тряхнув длинной шевелюрой, и ретировался из кабинета. Директор, закрывая за ним дверь, задумчиво произнёс:
– Подумать только, семь тысяч языков. Ну надо же! Вам следовало бы б’гать с него п’гиме’г, Чите’гн.
Майк что-то буркнул себе под нос и отвернулся. Директор сел на своё место, казалось бы, не обращая внимания на оставшегося ученика. И Майку пришла в голову интересная идея: «А почему бы всё не рассказать?»
– Месье Лавуа, вы смотрите телевизор? Точнее, смотрели ли вы его около шести лет назад?
– Ско’гее всего да. А почему вы пе’геводите тему с вашего наказания?
– Шесть лет назад погиб мой брат. Вы должны его помнить, он у вас учился.
– Да-да, Ка’гла я помню, – энергично закивал директор. – И что же?
– Его убил тот, с кем я сегодня подрался в коридоре.
– Господин Г’гин? Быть такого не может, это клевета. Вы посмот’гите на него: он же сущий ангел. И потом есть отпечатки пальцев на ноже, которым был убит ваш б’гат. ‘Гасследование давно заве’гшено.
– Есть одна маленькая деталь, которую не приметили полицейские в день убийства. Предсмертная записка, начерканная рукой Рубины Хэтчер с фамилией «Крейвен». Что, если я вам скажу, что Энтони Грин – это Колин Крейвен, так же известный как ваш особенный ученик?
– Вы пытаетесь меня запутать, Чите‘гн. Но у вас не получится. Колин К’гейвен давно мё’гтв. Он уме’г чуть меньше, чем за год до кончины вашего б’гата. Жизни после сме’гти нет. А насчёт записки есть тео’гия о том, что ‘Губина на самом деле