появилась Девочка-ворона.
Но воспоминания расплывчаты, в них зияет провал.
Она медленно катает травинку между пальцами, наблюдает, как крутящаяся метелка меняет цвет под лучами солнца. На верхушке стебля она видит каплю росы, под которой замер муравей. У муравья нет одной из задних лапок.
– О чем думаешь, муравьишка? – шепчет она и дует на метелку.
Ложится на бок, бережно кладет травинку на камень рядом с собой. Муравей ползет вниз по стеблю. Кажется, отсутствие лапки ему совершенно не мешает.
– Hvad laver du her?[6]
На ее лицо падает тень, откуда-то сверху раздается его голос. В вышине пролетает стайка птиц.
Она встает и вместе с ним спускается к доту. Все занимает десять минут, потому что он не слишком вынослив.
Он рассказывает ей о войне, о тех страданиях, которые претерпели датчане во время немецкой оккупации, о том, как насиловали и оскверняли женщин.
– Og alle liderlige tyskerpiger, – вздыхает он. – Ludere var hvad de var. Knalde ud fem tusinde svin[7].
Много раз он рассказывал ей о датчанках, которые по собственному желанию вступали в связь с немецкими солдатами, и она давным-давно поняла, что сам он – Немчик, tyskerpåg.
На обратном пути она на несколько шагов отстает от него и оттирает испачканную одежду. Свитер порвался, и она надеется, что они никого не встретят. Все тело ноет – он был жестче, чем обычно, к тому же земля оказалась каменистой.
Дания – это ад на земле, думает она.
Квартал Крунуберг
В половине десятого у Хуртига зазвонил телефон. Звонил Иво Андрич из патологоанатомического отделения в Сольне.
– Приветствую! Ну, что скажешь? – Хуртиг чувствовал, что ему нравится роль начальника, хоть и временная.
– Я насчет Элисабет Карлссон. Этим случаем ты занимаешься?
– Пока Жанетт отсутствует, расследованием руковожу я. Что ты добыл?
Иво Андрич тяжело дышал в трубку.
– Значит, так. Во-первых, незадолго до смерти у нее был половой контакт.
– В смысле незадолго до того, как ее убили?
– Не все так просто. – Хуртиг услышал тяжкий вздох. – Гораздо запутаннее.
– Послушаем.
Хуртиг знал, что на Андрича можно положиться. По тому, насколько задумчиво высказывался судебный медик, он понял, что дело важное.
– Я уже сказал, что у нее был секс. Может, добровольный, может – нет. Пока не знаю…
– Но у нее одежда изорвана!
– Успокойся немного. Дай мне объяснить.
Хуртиг пожалел, что перебил Андрича. Мог бы уже усвоить, что Андрич выполняет свою работу очень тщательно, даже если выражается запутанно.
– Прости, – сказал он. – Продолжай, пожалуйста.
– Так о чем я говорил? А. У нее был секс с кем-то. Может быть – против воли. У нее красные отметины на ягодицах, как будто ее шлепали. Но я не могу с уверенностью сказать, что речь идет об изнасиловании. Людям иногда бог знает что приходит в голову.