чистильщики не носят броню? – спросил Эрик, когда они шли к деревне.
Если бы твари высыпались на металл, их можно было бы просто стряхнуть, и Фроди остался бы цел… или ранен далеко не так серьезно.
– Почему одаренные вообще не носят броню? – ответил Альмод вопросом на вопрос.
– Носят, – сказала Ингрид. – Королевские гвардейцы, та дюжина, что стоит рядом с троном во время королевских аудиенций. И прочих церемоний.
– И кого эти доспехи должны защищать на самом деле?
Она кивнула:
– Да, их задача – сомкнуть ряды и вывести его величество. Любой ценой.
– А еще красиво, наверное, – ухмыльнулся Альмод. – Позолота, камни…
Ингрид тоже усмехнулась, вслух ничего не сказав.
Действительно… Эрик всегда считал это само собой разумеющимся – одаренным не нужны доспехи. Хотя, если подумать, большинство приемов меча метило в лицо или горло. То есть явно рассчитывалось на облитого кольчугой или затянутого в бригандину противника. Но, может быть, потому что их переняли у пустых? Сами-то одаренные предпочитали отнюдь не сталь. Потому что пустого можно остановить на расстоянии, а от плетений ни один доспех не поможет? Нет, тогда и мечи не нужны. Их ведь затем и носят, чтобы не оказаться беззащитным, когда кончатся силы плести. И Стейн учил не только боевым приемам, но и чувствовать предел, успевать остановиться прежде, чем плетение начнет тянуть силы из тела, чтобы, взяв меч, не отмахиваться им, точно дубиной, потому что колени уже стали ватными, а в голове звенит…
– Каково плести в доспехах? – спросил Эрик.
Альмод широко улыбнулся. Ингрид покачала головой:
– Словно видишь мир через бычий пузырь, а в ушах вата. Не небесное железо, конечно…
Но и так ничего хорошего, похоже. Одаренные ведь видят плетения не глазами, да и плетут не руками, если уж на то пошло. Наверное, столько железа отгораживает не только от клинков или стрел, но и от чего-то, что связывает мир и Дар…
Он вытаращился на Ингрид, вдруг поняв, что, раз ей доводилось плести в доспехах, значит… Рот открыть не успел, Альмод сжал локоть и едва заметно качнул головой.
В ордене не принято расспрашивать о прошлой жизни? Мог бы и сам догадаться. Вряд ли кому-то приятно вспоминать о том, чего уже не вернуть.
– Но дело не только в плетении, – сказал Альмод. – Доспех не поможет. Сожрут.
– Я слышал, твари не жрут неживое.
– Да, – согласился Альмод. – В Озерном на улицах лежали вещи, остались стоять дома и сараи. Но только те, где не пытались спрятаться люди. На костяках, оставшихся снаружи, не было ни клочка ткани, ни пряжки. Твари прожрут любой камень, любую сталь, что угодно, лишь бы добраться до живого.
– Но как…
– Я не знаю, разумны ли они. Пути Творца неисповедимы. Но очень похоже, что разумны. Особенно когда успевают кого-то сожрать и собираются в тело.
– Это как?
– Сам увидишь. И молись, чтобы как можно позже.
Дом, куда их пустили, оказался просторным и чистым: беленая печь, яркие домотканые половики