здесь… и белая могила отпустила тебя.
– Не потому ли ты открыл на него сезон охоты, что не желал моего возвращения?
– Ты был здесь не нужен, Эари. Здесь все устроилось наилучшим образом без твоего присутствия. Если ты вернулся, то лишь затем, чтобы разрушить задуманное и возведенное мною здание мирового порядка. Я не могу допустить этого… но не знаю, как предотвратить. Я не успел… не успел остановить келументари…
– Подожди, Ошфа, успокойся. Мы еще не закончили. Даже если сбылось мое проклятие… хотя не пойму, как можно проклясть возвращением из могилы…
– Тебе объяснить?
– Не сейчас… Но ведь твое проклятие не сбылось, не так ли? Ты жив, здоров и благополучен…
– Но какой ценой! Какой ценой, Эари! Да, оно не сбылось… но оно висит надо мной, как ледяной посох Этвуррамака… оно заточило меня в этом проклятом замке, который я ненавижу до последнего камешка в кладке! Оно лишает меня чести, надо мной гогочут самые последние грунтоеды в самых зачуханных казармах… Я почти достиг предела компетентности, и мне даже нет нужды делать оставшиеся два шага по карьерной лестнице, потому что военным министром быть я не желаю – это лишь парадное кресло, расписанная сусальным золотом декорация, военный министр ничего толком не решает, кроме даты устроения военного парада… а гекхайаном мне не быть, потому что гекхайаном мне не быть никогда… аристократический род в полтора поколения… предки-скотоводы из Тиралингской саванны… Но я сижу в Плонгорне, как в тюрьме, изредка совершая вылазки в Министрат и ко двору, где какой-нибудь шеф департамента очистных сооружений с прекрасным ускаррийским загаром нарочито громко спрашивает завитую, как хвост райского петуха, шлюху из эскорта: «Отчего это наш добрый гранд-адмирал так бледен? Ему нездоровится или он давно не отдыхал на алмазных пляжах Ускарри?» А гекхайан, глядя сквозь меня, как сквозь загаженное мухами стекло, интересуется: «Послушайте, старина Вьюрг… как давно вы инспектировали космические станции фронтира? Оттуда доходят неприятные слухи. Ах да… вы же не покидаете пределов Эхитуафла… даже странно видеть вас здесь, а не внутри оборонительных контуров Плонгорна…»
– И это все из-за пары бессмысленных фраз, которые обронил наудачу пьяный оборванец-инвалид?! Ты решил, что…
– Да, да, я верю, что тьма и безмолвие чужого мира поглотят меня! Да, я страшусь этого и не желаю такой смерти! Поэтому никаких чужих миров – только этот, где я родился и откуда отправлюсь в Воинские чертоги Стихий, по воле Стихий, а не во исполнение ворожбы паршивого безногого унтера… Ты хотя бы помнишь, в каком он был чине?
– Сержант, полагаю…
– Точно, сержант… и еще две нашивки за Деамлухс…
– Никак ты меня проверяешь, Ошфа? Это даже забавно… Не было у него никаких нашивок.
– Верно, не было… Я поверил в прорицание, когда ты ушел в свой последний поиск и сгинул без следа. Я навел справки – твоя могила должна была быть белой… потому что на Гхорогре лежат вечные белые снега глубиной в несколько миль, какое уж тут надгробье…