шипами.
Конечный результат этого бешеного роста виднелся среди почерневших, спутанных ветвей. Мертвый. Роза доросла до смерти.
Серый Человек впечатлился. Всё это было как-то на редкость неправильно.
Несколько колебаний датчика подтвердили, что энергия сконцентрирована прямо на кусте или в земле под ним. Возможно, энергетическая аномалия могла объяснить этот чудовищный рост. Серый Человек, впрочем, не понимал, какая тут связь с Грейуореном. Если только…
Он посмотрел на дом, затем отложил приборы и приподнял крышку колодца.
Датчик буквально завопил, все огоньки вспыхнули алым. Показания магнитометра превратились в рваные пики.
Из непроницаемо черной дыры поднимался прохладный воздух. У Серого Человека в машине лежал фонарик, но он сомневался, что луч света достанет до дна. Он задумался, какое снаряжение понадобится, чтобы достать предмет, спрятанный в колодце, если до этого дойдет.
И столь же внезапно, как они включились, оба датчика затихли.
Испугавшись, Серый Человек поводил рукой вокруг – и ничего. Обошел вокруг куста. Ничего. Свесил их над колодцем. Ничего. Чем бы ни объяснялась дикая вспышка энергии, приведшая его сюда, она закончилась.
Он подумал: возможно, Грейуорен работает рывками; возможно, связь с тайником в колодце прервалась.
«А еще, – подумал он, – вполне возможно, что это как-то связано с проблемами местной энергетической компании. Взять хоть приливы энергии, заставлявшие включаться прожектора на стадионе. Они могли исходить из того же источника. Они каким-то образом отравили эту розу».
Серый Человек опустил крышку на место, стер ладонью пот с шеи и выпрямился.
Он сфотографировал розу на телефон. И зашагал обратно к машине.
8
У Адама Пэрриша были проблемы посерьезнее, чем сны Ронана.
Во-первых, новое жилье. Он поселился в крошечной комнатке над домом приходского священника из Святой Агнессы. Этот дом выстроили в конце семнадцатого века, и именно так он и выглядел. Адам раз за разом героически бился головой о низкие потолки и вгонял чудовищные занозы в ступни ног. В комнате пахло, как всегда в старых домах – заплесневелой штукатуркой, древесной пылью, забытыми цветами. Адам обеспечил себя мебелью – матрасом из ИКЕА, который положил прямо на голый пол, пластмассовыми корзинками и картонными коробками в качестве тумбочек и стола, ковриком, купленным на распродаже за три доллара.
Это было ничто – но оно принадлежало Адаму Пэрришу. Он ненавидел и любил свое жилище. Гордился и страдал.
И у него были три подработки, которые позволяли ему оплачивать учебу в Агленби. Летом он работал почти непрерывно, чтобы гарантировать себе немного свободного времени осенью, в начале семестра. Он только что провел два часа на самой легкой из работ – в мастерской «Корпус и краска», где менял тормозные колодки, заливал масло и искал, что именно издает этот странный писк вон там, нет, вон там – и теперь, пусть даже у Адама официально закончилось