военного поражения. Теперь становилось понятно, почему народы Британии, США и их прежних союзников нарекли «Войнами за веру» то, что прочие определяли как «Нефтяные войны». Назвать катастрофы первых двух десятилетий века «Войнами за веру» было для стран коалиции единственным способом обмануть себя и счесть, что они одержали победу. Определенно, воинствующий ислам они победили. Теперь повсюду на Ближнем Востоке – секулярные республики. Израильско-палестинский конфликт тоже, можно сказать, разрешился – по крайней мере, пока радиация не спадет до уровня, когда за спорные территории можно будет драться снова.
Во всех других отношениях США и Великобритания проиграли: армии уничтожены, экономика разрушена, страны и регионы, за которые они сражались, теперь предпочитают вести дела с жаждущими ресурсов конкурентами. Единственный плюс среди последствий страшной свары – программа «Нефть за кровь», щедро снабжающая средствами фонды помощи ветеранам войны. А главным последствием во внутренних делах стало Великое Отчуждение. Тогда религиозное лобби, подталкивавшее к войне, увидело лица возвращающихся ветеранов. И на этих лицах было написано: «Вы – следующие».
Но позднейшие, более удаленные последствия войны повлияли на нынешний мир куда сильнее. Великобритания зависела от военной мощи США, от партнерства, позволявшего зарабатывать на нефти, продаже оружия и банковском деле. Промышленность и сельское хозяйство были запущены. А потеря места привилегированного партнера американской империи оставила государства-наследники Великобритании перебиваться своими силами – как и государства нынешней Америки. Политические проблемы Великобритании оказались не столь страшными, как гражданская война в США. Но результаты их были видны во всем: и в аппетитных запахах от киосков, продающих позднюю снедь фестивальной толпе, и в переливчатых, похожих на жучиные крылья корпусах машин на пневматической тяге, с шипением пробегающих по мокрой улице, и в шелесте велосипедов, петляющих между ними, и в неоновых знаках на новых домах, вставших высоко в провалах между старыми, и в ночных рейсах, что спокойно и неторопливо спускались по спирали прямо над головой Кэмпбелла.
Он же тем временем подошел ко входу в «Карфаген». И подумал о том, многие ли из посетителей смогут распознать явно намеренную аллюзию на название здания в ту пору, когда в нем молились. Здесь когда-то находилась церковь Святого Августина.
Проход внутрь был темным, билетная касса – прямоугольник света справа. Ощущая дрожь в коленках, не зная, куда деть глаза, Кэмпбелл передал деньги, получил пропуск – штамп на кисти, – махнул им перед сканером на входе и шагнул в зал.
В тускло освещенном зале пританцовывали, галдели. В сумраке шарили лучи фонарей и маломощных лазеров, высвечивали клубы и полосы дыма. В дальнем конце возвышалась кафедра. На ней высокий мужчина в черной одежде с белым воротничком священника манипулировал техникой. Слева от входа – бар, скопище столиков и табуретов. Все места заняты. Кэмпбелл