нами над полом появляется рябь, очень похожая на ту, что я уже видела сегодня несколько раз, меня охватывает предчувствие чего-то необычного, и в ту же секунду буквально из воздуха появляются пять совершенно одинаковых кресел и маленький столик наподобие журнального из темного, как и большой стол в этом зале, дерева. По внешнему виду эти кресла похожи на обычные кресла мягкой мебели, стилизованные под старые, какие показывают в кино, только каменные, но, приглядевшись, я понимаю, что они никакие не каменные, это просто материал такого необычного для кресел цвета. Три кресла стоят спинками к девушкам и ко мне, а два других – перед ними, метрах в двух, спинками, соответственно, к мужчинам. Между ними и находится столик из такого же «каменного» материала. Все кресла размещены по дугам, будто частям некоей невидимой моим глазам окружности.
Я все больше убеждаюсь, что Роланд Тибальтович здесь главный.
– Чай, кофе, какао? – деловито осведомляется он, должно быть, у всех присутствующих.
– Спасибо, кофе, если можно, – отвечаю я, как могу, наиболее светски и утвердительно и, как мне кажется, тоже изящно киваю головой.
«Отказываться, наверное, будет невежливо», – мелькает мысль в моем мозгу.
– Как будет угодно, Элеонора Александровна, – произносит мужчина. – И нам тогда тоже кофе.
Молчание – знак согласия.
Еще один еле слышный щелчок пальцев, вновь едва заметная рябь, но уже над столиком, и на нем появляются пять чашек, стоящих на блюдцах, на которых еще лежат кофейные ложки и по два кусочка сахара. Ощущаю, что к этой необычной ряби я уже начинаю привыкать. Чашки и блюдца очень красивые, похоже, из фарфора, белого цвета с каким-то коричневым рисунком. Ложки тоже хороши, наверное, из серебра. Во всех чашках налита темная жидкость, и над ними идет пар. Посередине столешницы стоит маленький кувшинчик на блюдце. Они оба явно из того же набора, что и кофейные чашки с блюдцами, и, должно быть, так же из фарфора. В кувшинчике белая жидкость.
«Молочница с молоком, – догадываюсь я. – А блюдце, чтобы не запачкать стол. Вероятно, в такой приятной после жары прохладе горячий кофе, как и горячий кофе с молоком, вполне себе уместны», – приходит мне в голову мысль.
– Прошу вас, друзья мои, располагайтесь, – говорит Роланд Тибальтович и делает очередной изящный жест рукой, которым обводит сразу все кресла и столик.
Мы все следуем его приглашению и рассаживаемся в кресла. Я – в то, что стоит спинкой ко мне посередине, мои спутницы – в кресла по бокам от «моего», ну а мужчины в кресла напротив нас. Немного неловко перед Роландом Тибальтовичем, солидным дядей, за свои хоть стройные и длинные, но все же голые ноги, которые прикрыты лишь коротенькими шортами.
«Но я же не знала, что меня сюда позовут», – звучит в голове вполне уважительная причина моего сегодняшнего одеяния.
Успеваю заметить, как Роланд Тибальтович, ничуть не смутившись вида моих ног, прямо через мантию изящнейшим жестом подергивает брюки. «Жаль, что