на примете?
– Один, – хлопнула огромными ресницами.
– Тогда номер не пойдет.
– Почему?
– Одного надолго не хватит. Представь себе, девочка моя, когда твоя программа начинается, половина зала уже лыка не вяжет. А остальная половина пьяна вусмерть. Не так поймут. Сталкеры после ходки народ нервный – схлопочет твой протеже в первый же вечер пулю между глаз. Трудно тебе будет после этого замену ему найти…
Костюм пришелся Нике впору. Берцы тоже.
Но главное – Грек, к которому посоветовала обратиться та же Ляля, не различил подделки. Правда, кое-что пришлось отрезать: длинные черные волосы. И прибавить: круглые очки с простыми стеклами.
– Взгляд у тебя… женский. Прикройся. Это неприлично. Примут за гея – в Зону тоже не возьмут. Сталкеры, понимаешь, любят, когда у них тылы прикрыты.
Разгрузочный жилет, армейский рюкзак с аптечкой, подробную карту Зоны (вряд ли вообще у кого-нибудь такая имелась, предмет гордости Красавчика), почти новый автомат с шестью запасными магазинами – все это Ника позаимствовала в схроне, в заброшенном в лесу то ли домике, то ли сторожке, о которой знала кроме Красавчика только она. И никогда бы ей не знать о схроне, если бы той ночью, когда она очнулась, истекая кровью и жалея только об одном – что осталось жива – Красавчик не принес ее туда.
– Молодец, – одобрил экипировку Ники проводник. – Этот парень знает толк в защитном обмундировании.
Хорошо еще в пример другим новобранцам – так он называл по старой привычке тройку новичков, выразивших желание посетить Зону – не поставил. Любая похвала начальства способна с первых минут вбить клин в отношения между подчиненными. Тогда как ругань наоборот, сближает.
Сразу после похвалы, Грек взялся читать нотацию. После первых же слов "мой приказ не обсуждается, это – закон, если я прикажу стоять, то будь вы хоть по жопу в дерьме", Ника мысленно отъехала.
Девушка следила за тем, с каким воодушевлением Грек объясняет правила поведения в Зоне, как горят его глаза с полопавшимися кровеносными сосудами. Она смотрела на большой нос с крупными порами, казалось, живший на отекшем лице отдельной жизнью. На щеки, выбритые до синевы, на тонкие губы. Весь он был как гриб боровик – крепкий еще мужчина сорока с лишним лет, с широкими плечами и едва наметившимся животом. Пока он говорил, Ника думала о том, что этот человек нашел свое призвание, и заключалось оно в том, чтобы время от времени иметь возможность произносить вот эту самую фразу "мой приказ – закон".
– Слухай сюда, хлопец. – Добродушный взгляд проводника вдруг стал проникновенным. – Вижу, неинтересно тебе, о чем тут разговоры разговаривают. И то правда, не стоит так голову напрягать, если жить тебе осталось всего ничего. Звать тебя как будем?
Ника открыла было рот, чтобы придумать себе достойную кличку, типа Меченый. Но рот так и остался открытым. Грек перебил ее.
– Можешь не отвечать, Очкарик. И так все ясно.
Так и стала она Очкариком.
С Крабом, например,