так же утилитарны и не имели ничего общего с принципом удовольствия. Идти на ровном киле, как он знал по своему долгому опыту, всегда лучше. Избегай Штурма-унд-Дранга[28]. Взбирайся не слишком высоко, опускайся не слишком низко. Так ему иногда удавалось отвратить припадки – он не знал, как их еще назвать, – пока они за него не зацепятся. Порой они проявлялись как полномасштабные панические атаки, ураганы, что трепали его день-другой, пока их не сдувало в море, а другие спускались на него как состояния фуги и расползались, словно области низкого давления, на неделю или больше. А были еще и такие, что предварялись некоей эйфорией, когда глубоко ощущалось, будто вот-вот произойдет что-то чудесное, возникал намек на остроту понимания, даже мудрости. Таких приступов он боялся больше всего из-за их последствий – когда действительность восстанавливалась, а обещанное озарение так и не возникало; приступы эти казались настоящим помешательством.
Опасаясь, что как раз такой и мог с ним случиться, он всерьез раздумывал, не отклонить ли ему приглашение Линкольна и нанести вместо этого визит в монастырь. Брат Джон всегда бывал рад его видеть, а еще у него был полный комплект фильмов братьев Маркс, который, подозревал Тедди, мог оказать более целебное воздействие, чем молитва и пост вместе взятые. Одно Тедди знал наверняка: за прошедшие годы монастырь провел его через многие участки бурных вод – а возможно, и не дал загреметь в психушку. Но в последнее время он стал как-то сомневаться в действенности своих периодических затворов. В молодости такие отъезды контрастно оттеняли его жизнь в миру. Однако за годы мирское монашество вползло в его повседневную жизнь, поэтому два мира больше не сильно-то и различались.
Не поспоришь, эта поездка на остров – в обществе старых друзей и под аккомпанемент воспоминаний о юности – была рискованна, потенциально угрожала его с трудом достигнутому равновесию. Господи Иисусе, шестьдесят шесть лет. Он надеялся, что к нынешнему времени ему не придется постоянно быть настороже, что надо еще немного подождать, и безумие – потому что к нему припадки, по сути, и сводились – сойдет на нет. В конце концов, угасание ведь естественно. Неужто дух, наконец-то освобожденный от многих юношеских императивов тела и поддержанный мудростью опыта, не воспарит наконец? Разве памяти, тирану и поработителю, не полагается стать мягче и податливей?
Но это лишь на выходные, а их он, вероятно, переживет. Удовольствия там будут достаточно скромны. Утренние прогулки по грядам холмов Чилмарка. Днем поездки на велосипеде. В холодильнике стынут пиво и белое вино, хотя ему со спиртным надо бы поосторожней. Линкольну, вероятно, захочется на каком-то рубеже вправить в расписание девять лунок. В субботу вечером Мики, очевидно, собирался затащить их в какой-то кабак в Оук-Блаффс послушать местную блюзовую команду, но в остальном, похоже, ничего особенного и не планировалось. Время пролетит быстро. Бояться нечего, как говорится, кроме самого страха.
И все равно лучше