глазах зарябило от выписанных тщательно, кистью каллиграфа, заглавных букв: «Приглашение на приём по случаю отставки Главного Королевского Мага Его Величества Хранителя Хрустального Жезла Диомеи его сиятельства графа Рейборна».
Так же упоминалось, что податель сего приглашения вправе привести с собой одну персону, при условии, что оная персона достойна предстать пред очами их величеств.
– Я вызвала тебя ради этого, – бабушка постучала по карточке.
– Отец уходит в отставку? – в груди поселились спутанные чувства. С одной стороны, я до сих пор не простила его за то, что он с такой лёгкостью от нас отрёкся. И за весь этот год так и не счёл нужным найти нас, приехать увидеться со своей внучкой. С другой – я сама отсылала назад его письма нераспечатанными и сама была бы в ужасе, если бы он всё же заявился. А если за ним по пятам снова придут его враги, снова в дом ворвутся какие-то похитители? Ладно я одна оказалась бы в опасности – страшила мысль, что я не смогу защитить Алайну.
И ещё, надо признаться, весть об отставке застала меня врасплох. Странно, мне казалось, отец никогда не сложит с себя эти обязанности.
– Сама я, слава богам, совершенно здорова, – продолжала бабушка. – Прости мне эту ложь, дитя моё. Она продиктована исключительно благими намерениями. Я хотела, чтобы ты приехала сюда… и пошла вместе со мной на приём. Дело в том, что твой отец… ты знаешь, что он ненамного младше меня? Ему уже пятьдесят пять лет. Это опасный возраст для мужчины. А когда настанет ему время предстать перед богами, то его земные блага ему уже не пригодятся. Его состояние должно достаться тебе. Тебе – и ей, – она взглянула на Алайну, мирно спящую у неё на руках.
– О боги, нет! Я не хочу его видеть и не хочу ничего от него получать. Я и сама справлюсь. Сама могу её вырастить и обеспечить.
– Ты хочешь, чтобы она росла деревенской приблудой? – жёстко спросила бабушка. – Когда может блистать при дворе? Хочешь, чтобы она вышла замуж за сельского кузнеца, который станет лупить её после воскресной попойки? Хочешь, чтобы умерла в грязной лачуге от очередных родов, потому что у её мужа не будет денег позвать ей целителя?
Она говорила тихо, но очень отчётливо. И, что самое тягостное, была совершенно права. От наследства матери уже почти ничего не осталось после того, как я купила дом в Амани, скот, наняла рабочих. Денег, что я зарабатывала, на жизнь хватало, удавалось даже откладывать на чёрный день – но бабушка была права, жизнь в столице я своей дочери обеспечить не смогу.
Чего там, нам пришлось бы очень туго этой зимой, если бы не подспорье от бабушки. А ведь она сама небогата, из слуг у неё только Есена, от когда-то процветавшего клана Скайнеров осталось всего-то что родословная и семейная гордость.
Увидев, что её слова действуют на меня, бабушка заговорила тише и ласковее:
– Ты его единственное дитя. Он сознаёт свою вину перед тобой. Если ты придёшь на приём, первой сделаешь шаг навстречу, ты обрадуешь его сердце. Я не хочу защищать его, он принёс много горя твоей матери и тебе, я никогда его не любила, я вообще не хотела,