же оно уже занято.
Да уж. За время его отсутствия в Петербурге многое изменилось. Или это сам Николай теперь на многое смотрит по-другому? Во всяком случае, женщина, с которой его снова свела судьба, как-то по-новому волнует его.
Лиля… А ведь есть в ней нечто лебединое. Несмотря на то, что приятели, Граф и Аббат, отнеслись к его новому увлечению скептически.
Правда, два года назад, в Париже, Николай и сам не заметил ничего особенного в этой невысокой девушке с внимательными глазами. Он вспомнил, как, будучи студентом Сорбонны, оказался однажды в парижской мастерской Себастьяна Гуревича, где впервые и встретил Лилю.
Июль в то лето выдался особенно жарким, и она позировала в простеньком батистовом платье: нежные женственные плечи, грудь, трогательные завитки на шее…
Странно. Тогда это никак не впечатлило Николая. И не мудрено: в то время ему приглянулась бы скорее какая-нибудь бесплотная монахиня в аскетическом одеянии. Да он и сам в те времена был аскетом, романтиком, боящимся живой и полнокровной жизни.
– Лиля, – мне хотелось бы, чтобы ваши глаза на портрете сияли волшебным светом, – всплыла в его памяти фраза, сказанная в тот день Себастьяном. – А они у вас сегодня почему-то грустные. Подумайте о чём-нибудь волнующем – например, о любви.
Глаза – да. На них Николай обратил внимание сразу. Но все его мысли занимала другая девушка, ради которой он в тот злополучный год чуть не сбросился с моста, для чего специально – подумать только! – ездил в Нормандию. Но об этом лучше не вспоминать. Николай почувствовал, как в его груди поднимается душная волна недовольства собой. Жалкий меланхолик!
Ему хотелось лишь одного: отвлечься, перестать думать об этом отказе. Не думать! Целыми днями он болтался по городу, не умея справиться с самой обычной хандрой, однако, натыкаясь на кого-нибудь из знакомых, тут же напускал на себя озабоченный вид спешащего по делу человека.
Чтобы как-то вытащить себя из болота депрессии, Николай занялся изданием сборника своих стихов. Вот и в мастерскую к Гуревичу заглянул в тот день с таким энергичным видом: я, мол, только что из издательства. Хочу подарить вам на память свои «Романтические цветы».
А ведь Себастьян по-настоящему обрадовался и с неподдельным интересом принялся перелистывать тонкую зеленоватую книжечку, пахнущую типографской краской.
– Вот это событие! Поздравляю! Брюсову уже отправили? Ну, почитайте же что-нибудь. Лиля, вы не будете возражать?
– С удовольствием послушаю, – ответила она и улыбнулась.
Как он сразу не оценил её низкий влекущий голос?
– Да я не готов… – отнекивался Николай.
Тогда она попросила:
– Ну, пожалуйста!
И он решился:
Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
В горле першило, хотелось откашляться. Но он не стал – так и читал сдавленным, чуть надтреснутым голосом.