надавила кнопку звонка. К ее удивлению, на порог вышел толстый краснолицый иностранец – европеец или американец – и сказал по-японски:
– Спасибо за ваше послание. А я вас поджидал. Проходите.
Он говорил на японском так чисто, что ей сделалось не по себе.
На хозяине был кричащий, в шотландскую клетку пиджак спортивного покроя. В комнате порядка двадцати метров, куда толстяк провел гостью, сидел еще один человек, тоже иностранец, сухой, как богомол. Он встал со стула и вежливо поздоровался.
Женщина была готова убежать, если бы вдруг почувствовала какую-то угрозу. Несколько массивных стульев из ротанга стояли прямо на голых татами, из чего напрашивался вывод, что эти люди поселились тут временно. Другой заслуживающей упоминания мебели в комнате не было, зато в стенной нише стоял цветной телевизор. Он не работал, и ничего не показывавший кинескоп вызывал ассоциацию с угольно-черной гладью болота.
Затянутые бумагой раздвижные двери были открыты настежь; в коридор, на полу которого скрипел песок, выходило несколько плохо подогнанных стеклянных дверей, беспрестанно дребезжавших на ветру. Судя по всему, они были не заперты. Это вселяло в женщину уверенность, что она в случае чего сумеет выбежать из дома через одну из этих дверей.
Худой поинтересовался, не хочет ли она выпить, но получил отказ. Тогда ей принесли что-то вроде лимонада, но она к нему не притронулась – боялась, что хозяева до того, как совершится сделка, могут насыпать ей в стакан снотворного.
Говоривший по-японски толстяк предложил ей стул и больше не произнес ни слова. Об атласе жуков пока ничего не говорили; она положила пакет, где лежала книга, себе на колени и зашуршала им, пытаясь привлечь внимание.
Никакой реакции.
Хозяева шептались по-английски, не обращая внимания на посетительницу. Она не знала английского и потому не поняла ни слова, но по выражению лиц было ясно, что речь шла о чем-то серьезном. Тем временем ее нетерпение нарастало.
И тут в прихожей раздался звонок.
– O! Наверное, Генри пришел… – сказал по-английски толстяк и поспешил к двери.
Сначала в комнате появилась такса с висячими ушами и блестящей, будто смазанной маслом, как у морского котика, шерстью. За ней вошел еще один иностранец, одетый как на прогулку, – пожилой, с холеным лицом. По поведению толстого и тонкого было видно, что он старший в этой троице. Они почтительно представили ему визитершу. Собака противно отряхнулась.
Вошедший, судя по всему, японского не знал и быстро проговорил какую-то любезность по-английски. Толстяк взялся переводить:
– Генри благодарит за то, что вы пришли как договаривались, и выражает вам глубокое уважение.
«Ну, это уже перебор. За что уважение-то?» – подумала она.
– Мы видим, вы принесли книгу, – продолжал переводить толстяк, наконец переходя к делу.
Женщина обрадованно вынула книгу из сумки и развернула.
– Деньги, э-э… мани, не забывайте, – обратилась она к переводчику,