чем я успел открыть рот.
– Я внук Сазона Сазонова, – снова сказал я, мысленно проклиная себя за идиотизм.
– А я внучка генерала Карбышева, – усмехнулась рыжая. – И что?!
– Я хотел бы поговорить с журналистом по фамилии Михальянц. Он написал про меня много лишнего.
– О-о, кто бы с ним только не хотел поговорить и про кого он только не написал много лишнего, – дама затарабанила пальцами по столу. – Но его тут нет! Впрочем, знаете, есть у него в редакции одна пассия, если вы найдете к ней подход, то вполне вероятно, она скажет вам, где он сейчас находится. Идите в сто двадцатую комнату и спросите там Ирочку. Наверное, вы хотите надрать нашему Михальянцу уши?
– Типа того, – кивнул я.
– Идите. Если у вас все получится, не забудьте зайти сюда и доложить мне, где можно найти этого Михальянца. Я тоже хочу надрать ему уши и все, что к ним прилагается. Удачи! – Она уткнулась в какие-то записи, тотчас позабыв про меня.
К девушке в сто двадцатой комнате особого подхода мне не понадобилось. Не отрывая глаз от компьютера, она сообщила, что Михальянц вечно шифруется и всегда переодевается, чтобы его не узнали. Что он где-то в редакции, но где – не знает никто, потому что никто никогда его не узнает.
– Что значит переодевается? – нахмурился я.
– Ну парики там всякие, очки, накладные усы и бороды, – пожала плечами девушка и углубилась в работу.
«Парики, очки...» Я вышел в коридор и... ринулся к стеклянной будке.
Парик и очки. Кавказский нос плохо сочетается с апельсиновыми кудрями – этого Михальянц не учел.
Я выдернул его за шиворот из убежища.
– Так значит, ты говоришь, что знать не знаешь никакого Сазона Сазонова? – Я ударил его правой в челюсть. Вернее, если быть точным, не ударил, а дал пощечину. Но парень был гораздо ниже меня и щупл как подросток. Наверное поэтому, несмотря не символичность удара, он отлетел к стене, упал, и из рассеченной скулы у него потекла кровь. Очки слетели с его горбатого носа. Мне было бы стыдно бить хлюпика, но не в этом случае.
Юноша не растерялся, не испугался, он встал, утер рукавом кровь и абсолютно спокойно сказал:
– Уважаемый, я действительно знать не знаю никакого Сазона Сазонова. Я вахтер тут. За порядком слежу.
– Вахтер? – заорал я. – Так вот слушай, вахтер. Если ты еще раз опубликуешь в своей газетенке информацию, порочащую меня или мою семью, я тебя засужу. Уж поверь мне, у меня хватит для этого средств, времени и аргументов.
Я развернулся и хотел уйти, но вернулся и сильно дернул Михальянца за его яркие кудри в надежде сорвать парик. Но кудри не поддались. Они прочно сидели на голове как родные. Я еще раз их дернул, крепко ухватив пятерней, но снова безрезультатно. Кудри пахли хорошим шампунем, и в них виднелась самая настоящая перхоть.
– Извините, – пробормотал я. – Ради бога, простите. – В полной растерянности я пальцами утер с его скулы кровь, поднял с пола очки и заботливо нацепил их на его колоритный нос, вполне тянущий на фамилию с окончанием «янц». Левое стекло очков