живущий в типовой хрущевке в окружении женщин трех поколений, он сам себе казался заурядным, пока не узнал тайну своего рождения.
Отец его, Мишель Липшиц, был бельгийский коммунист из Антверпена. Родители отца эмигрировали в Бельгию из Польши, спасаясь от погромов. В 1935 году Мишель отправился в Россию учится марксизму-ленинизму, получив приглашение на заседание Седьмого Коминтерна. Дома оставались жена и маленькая дочь. Учеба затянулась, премудрости ленинизма он постигал в сталинских лагерях. Освободившись по амнистии после смерти «отца народов», он уже и не помышлял о семье. Идти ему было некуда. Отпущенный на свободу товарищ по лагерю отправился искать свою семью, и Мишель увязался с ним.
Мама Миши Колесникова, Вера Семеновна Колесникова, была из семьи репрессированых. Когда родителей арестовали, их с сестрой взяла к себе бабушка, Фаина Ильинична Фейгина, вдова раскулаченного сахарозаводчика. Перед самой войной Верочка Фейгина вышла замуж за влюбленного в нее Митю Колесникова, курсанта танкового училища, который в первом же бою погиб смертью храбрых.
После эвакуации обе сестры с бабушкой вернулись в разоренный войной родной город и, по счастью, в свою квартиру. Здесь их и нашел отец сестер, а вместе с ним и будущий отец Миши Колесникова, Мишель Липщиц.
Миша ни отца, ни деда не помнил. Измученные лагерной пыткой, оба они умерли, едва успев увидеть внука и сына. Миша вырос как сын без вести пропавшего красноармейца, окруженный любовью матери, бездетной тетушки и бабушки. Старый дом снесли, и мама, как вдова погибшего, получила на всех трехкомнатную хрущевскую «распашенку». После смерти бабушки, тетя Дора, узнав, что Миша собирается жениться, неожиданно для всех подала документы на выезд в Израиль и там вышла замуж, поселившись в каком то киббуце.
Единственный мужчина в семье, Миша всегда тосковал по отцу, которого никогда не знал. Мамино признание пришлось на годы его возмужания, когда он осознал свое мужское начало и свою ответственность за семью. На первой девушке, которая от него «залетела» он женился, а когда родилась дочка, жизнь надежно сдвинула семейный баланс в пользу матриархата.
Отчасти поэтому, а возможно и потому, что жизнь в стране стремительно менялась, поиски корней превратилась для него в «идею фикс». Он запоем читал эмигрантскую и самиздатовскую литературу, открывшиеся материалы и воспоминания узников сталинских лагерей. Пытался учить языки и завести бельгийских друзей по переписке. Обивал пороги еврейских организаций, помогающих в розыске родных, которые настоятельно рекомендовали и предлагали вызов в Израиль.
В Израиль он ехать не хотел. Закадычный друг Игорь рвался в Америку, заполучив израильскую визу. На собрании, исключающем его из комсомола и, фактически, лишающем гражданства, Миша был единственным, кто голосовал против, хотя фактически, был «за». Провожая Игоря в аэропорт, пообещел ему, что они встретятся в Америке, сам тому не веря. Потом его таскали на допросы в КГБ, пугали и склоняли к сиксотству, но как-то он отвертелся, и перепуганной маме и жене