ответил тот.
– Это же, я, Доходянин! Ну, давай, напряги память!
– А, Доходянин Николай, кажется, если не ошибаюсь. Я вас слушаю.
– Ты, чего, начальник, что ты? – он хлопнул Шлепанцева по плечу, чем в очередной раз вызвал брезгливую гримасу на лице бывшего однокашника. Николай растерялся, не зная что сказать. Мужчина равнодушно посмотрел на него, потом на Агрипину.
– У Вас еще, есть ко мне какие-то вопросы? Или это все?
– Все – растерянно пробормотал Доходянин.
– Тогда, до свидания, извините, я спешу.
Он прошел прямо между ними, покачивая портфелем из крокодиловой кожи.
– Может не он? Да точно не он! Вовка так бы не сделал! Вовка он друг! Он настоящий! – разговаривая больше сам с собою, чем с Агрипиной, сказал Николай.
– Обознался я. Сколько лет прошло, немудрено.
– Да заткнись ты уже! Узнал он тебя. Узнал! Стыдно ему перед людьми стало, вот и все. Кто он и кто ты? Усек! Не хочет он тебя знать! Не хочет! Не дай бог, еще чего-нибудь попросишь. – Агрипина, сказав это, замолчала.
– Совпадение, просто совпадение – ответил он шепотом. Он не хотел верить сказанному Агрипиной.
Уже дома, допивая последнюю бутылку, он со всей силы грохнул стаканом об стол и со злостью сказал:
– Сволочь! только одно слово- сволочь!
Время идет, а оно, как известно привлекательности не добавляет, особенно при таком образе жизни. Авдотьевна превратилась в маленькую толстую женщину с постоянно слипшимися грязными волосами. Толстые коротенькие, как сосиски, пальцы рук, постоянно покоились на ее животе, сливаясь с засаленным пятном давно не стиранного халата.
Николай Евграфович, когда-то спортивного телосложения, стал худым, как жердь. Шапка седых, беспорядочно торчащих во все стороны, волос обрамляла большой выделяющийся нос с бородавкой на конце, на его худом сером лице с красными налитыми кровью глазами, когда он улыбался, широкий рот обнажал десна с гнилыми желтыми остатками зубов. Они были похожи на Дон Кихота с Санчо Пансой, но тех сближали благородные помыслы, этих же бутылка, общее хозяйство и сын Сережка, который был предоставлен самому себе. Иногда недостаток в деньгах приводил их в состояние трезвости. Они наводили порядок в квартире, заводили стирку. Маленький Сережа даже на улицу гулять не ходил, радуясь домашним хлопотам, и принимался им помогать. Вечером Николай садился на табурет в кухне, у открытой форточки, закуривал, подзывал к себе мальчика и, гладя по голове рукой, похожей на грабли, заводил один и тот же разговор:
– Эх, Серый… Серый. Завяжу с зеленным змием, заживем! – при этом он тяжело вздыхал и во взгляде прослеживалось неверие в то, что сам и говорил. А на следующий день все вставало на круги своя. Как и другие родители, они по-своему тоже любили своего сына и заботились о нем, как могли. Агрипина Авдотьевна занимала должность технички в столовой, работенка не весть какая, но голодными они никогда не были.
Иногда