с другими в кошачью мисочку. Потом монетизирую. Ну, я вам рассказывал.
– Леша! Ведь это жалко!
– Конечно, жалко! Валяться, что ли, будут. Деньги как-никак.
– Алексей, сосредоточься. Послушай меня! Эти твои копейки, «пятерочки» звучат жалко, не по-мужски. Так, как будто… Как бабка какая-то говоришь. Еще бы сумку-тележку, такую, знаешь, на колесиках…
– Знаю. У меня есть уже.
– Леша…
– На антресолях нашел. Очень удобно, вы не представляете. Раньше в рюкзаке все с рынка возил. Но в рюкзаке помидоры мнутся.
– Леша…
– И виноград мнется. Я только кишмиш беру. И качество. И цена. По 50 рублей можно найти. И не 100 грамм, а сразу целый килограмм. Без всяких уловок и маркетологов.
– Лешенька! Это звучит жалко!
– Вот вы ругаетесь опять: жалко. А мне, может, тоже жалко виноград и помидоры. Они ведь как живые! А так в сумку-тележку положил и покатил, и ничего. Нормально.
– Алексей!!!
– Да, Владимир Георгиевич. Тарелку вашу давайте!
– У тебя девушка есть?
– Как вам сказать… Есть разные варианты, между которыми я не спеша выбираю.
– Девушка, которую ты любишь, которая любит тебя! С которой вы встречаетесь! Ну что я тебе объясняю, ты же не маленький!
– А вот одна штучка все-таки растеклась. Перехвалили вы мою яичницу, Владимир Георгиевич.
– Девушка, с которой вы снимаете квартиру – вы с ней в каких отношениях?
– С Ирой? Не в серьезных. Так. Спим.
– Ты понимаешь, о ком я. Та, красивая. Что-то ее давно не видно. Она съехала разве?
– Наташа? Ну, жили. Съехала.
– Она ведь тебе нравилась? Но у вас ничего не получилось?
– Если бы она мне нравилась, мы бы давно были вместе.
– Леша, сосредоточься. Посмотри на меня. Пойми, что я хочу тебе сказать: на твой образ, на твою мужественность очень плохо влияют эти твои копеечки, «пятерочки», монеточки!
– Монеточка хорошая! Давайте я вам в телефоне включу послушать. Вот вы ругаетесь опять, а зря. Девушкам нравится, и то, что я тоже слушаю Монеточку, добавляет плюс в мой образ. Вот, моя любимая: нет монет монет монет монет нет! Нет монет монет монет монет нет!!!
– Леша, принеси коньяк из комнаты.
– Владимир Георгиевич, родненький. Пустите пожить у вас во второй комнате! Я буду за вами ухаживать, как за родным, по-соседски, вижу вашу старость. Буду все покупать, ни копеечки не попрошу, а наоборот. Вы можете с меня брать арендную плату, как за жильца. И ухаживать буду, и все покупать, и по дому, и полы буду мыть насухо, чтобы вы не ругались за паркет шестидесятых годов постройки. Пустите, пока нога не срастется, буду ухаживать за вами! Молоденькую цацу с ногтями прогоним! Она же не знает ничего, как помогать вам, как встать, или как яичницу делать, чтобы желтки все-все остались целые, как вы любите.
Я же знаю, что вы врете насчет Мурманска, дочки и двух кошек! Вы один, как перстень на всем белом шаре! Как и я. Пустите пожить, Владимир Георгиевич! Я с Ирой не могу и не хочу! Она не следит за собой, не ухаживает, не пахнет. И вообще, грубо говоря,