Эта скорая перемена, не свойственная магу, напугала Леин, словно она невольно раскрыла какую-то страшную тайну.
– Вот и подумай, откуда, – процедил он сквозь зубы и тут же ушёл.
Леин долго стояла на месте и смотрела ему вслед. «Что это значит?» – думала она. Если бы он отшутился, она бы поняла, если бы разуверил, поняла бы тоже, но его реакция была более чем странной. Значит ли это, что Кэрэла стоит опасаться? Или Хэил за что-то злится на него? С этой мыслью она вернулась домой и всё ждала, когда увидит угрюмого или страшного Кэрэла, способного разозлить сдержанного Хэила. Угрюмого и страшного так и не увидела. Увидела весёлого и беззаботного. Впрочем, таким он был всегда, за тем редким исключением, когда Леин удавалось вывести его из себя. Видя, как беспечно смеётся Кэрэл во время ужина, она успокоилась и подумала: «Разве плохо, что человек, – она поправилась, – маг, хорошо учится? Это здорово! А почему ему это удается? – вспомнила она вопрос Хэила. – Наверно, схватывает налету». Эту тему развивать дальше она не стала.
Ремонтные работы на чердаке начались, как и намечали, с понедельника. Сначала размыли потолок от старой побелки, потом покрасили его в лазурный оттенок. Работали дружной толпой – и весело и быстро. Так как за обеденным столом разговоры велись исключительно о чердаке, Аистель снизошла и после дневного отдыха, важно задрав голову, поднялась с остальными на чердак. Осмотрев помещение, она заявила, что освещение совершенно не пригодно для зрения, что потолок красили дилетанты и лоботрясы, что только под чутким руководством мастера эта комната сможет походить на жилую. После красноречивого монолога, она ласково промурлыкала:
– Через три-четыре дня комнату будет не узнать, – тут её голос изменился, и уже в приказном тоне она закончила. – А до тех пор на чердак ни шагу!
На следующий день, надев рабочий комбинезон и вооружившись кистями, Аистель заперлась на чердаке и принялась за работу. Спускалась она раз в сутки, ближе к вечеру. Перепачканная краской, отправлялась на кухню, брала у Твиды корзину с продуктами, после чего возвращалась обратно наверх. Никто не мог подумать, что гордая и капризная Аистель будет расхаживать по особняку в грязной робе с разноцветными разводами.
– К чему душа лежит, то дается нам с любовью, и блага мира меркнут, – глубокомысленно изрёк профессор на третий вечер за ужином.
С ним было трудно поспорить. Посему обитатели особняка одобрительно закивали головами и продолжили трапезу в молчаливом согласии.
Утром четвёртого дня Аистель вернулась в свою спальню и потратила три часа на то, чтобы отмыться от краски. Наконец, удовлетворённая своим внешним видом, она спустилась вниз и попросила Ларго всех собрать. Выстроив обитателей особняка парами, как школьников, Аистель разрешила им осмотреть чердак. Результат превзошёл все ожидания: любительница пейзажей превратила потолок в великолепную картину. По глубокому предрассветному небу мирно плыли подсвеченные солнцем облака, птицы