знали, кто перед ними и держались ещё тише, ещё более отстранённо. Женщины, сидящие за столом рядом с Алией, тихо перешёптывались и только платок, что скрывал лицо, шевелился от их тяжёлого дыхания. Одна другой они наперебой рассказывали, как страшен русский пёс в гневе, сколько крови испробовал его кинжал, сколько невинных девушек он измазал грязью своего желания. И от этих слов, от этих рассказов ненавидеть его хотелось ещё больше. Эти голоса будто становились всё громче и громче. Они окутывали и обволакивали, точно ядовитый кокон. Они жалили, как тысячи пчёл, и вслед за ненавистью пришла боль. Незнакомая, непонятная. Она то порождала пламя, то окатывала нестерпимым холодом.
С отвращением к самой себе пришло понимание того, что это странное чувство… когда он смотрит на неё… это чувство хочется испытать вновь.
Щёки тут же вспыхнули, во рту пересохло. И ещё был страх. Страх того, что кто-то это её желание заметит, прочтёт в глазах, он тоже был, но он был слабее! Он был ничтожно мал и Алия посмотрела. Посмотрела и замерла: не человек… сам Шайтан сидел перед ней! Иблис! В глазах его адское пламя, на губах разрушающая бессмертные души улыбка. Та, что заставляет сойти с пути истинного. И губы его, что произносят сладкие речи, что шепчут, суля неземные блага, манили взгляд. Показалось, что она слышит его голос, что верит его обещаниям. Слабой, безвольной себя почувствовала.
– Ты что делаешь, Алия? Ты лишилась разума. – Как сквозь туман пробивался невыносимо мерзкий голос Зулейки. – Опусти глаза, сейчас же! Перестань, я прошу тебя! – Безумный шёпот вторгся в мозг и не желал уступать. – Все увидят, ты слышишь?! Сейчас все увидят… – Прозвенело в голове, и он отпустил. ОН ОТПУСТИЛ! Ведь вырваться самой у неё не хватило сил.
Алия всё так же сидела за столом. Те же голоса вокруг, те же недовольные взгляды. А у неё самой кулаки сжаты и зубы стиснуты до боли в челюсти. Спёртое дыхание, и нарастающая боль в голове. Она усиливается с каждым новым приливом крови. Ноет, щемит, распирает.
– Я хочу уйти. – Пробормотала Али как в бреду. Так, что сама себя не слышала.
Попыталась встать, а Зулейка, обеими руками перехватив, усадила обратно.
– Отец тебя засечёт. Вот увидишь – засечёт! Не смей вставать!
– Мне нехорошо. Дышать нечем.
– Знаю я причину твоих недомоганий. Задыхайся сейчас! И того гляди, чтобы кровью умыться не пришлось.
Алия болезненно поморщилась и глянула на прислужницу с отвращением.
– Когда уже отсохнет твой мерзкий язык?
– Ты рискуешь пробудить в нём зверя. Знаешь ведь, как это бывает. – Зулейка посмотрела со значением и Алия перетерпела тошнотворный приступ, а вот посмотрела, наоборот, раздражительно и зло.
– Я, наверно, не доживу до того дня, когда ты исчезнешь с глаз моих!
– Что ты делаешь с собой, а?
Алия, как только она в селении умела, задрала подбородок.
– Не причитай, Зулейка! Змеиное шипение удаётся тебе куда лучше!
В