ты где была, овца?
– Слыш, козел, я не обязана перед тобой отчитываться.
– Опять с кем-то трахалась.
– Даже если и так, это моё дело. Я ещё не решила, разводиться мне с тобой или нет.
С каждой минутой этого диалога я становился всё агрессивнее, наш тон становился всё выше. Мы ругались на кухне, и дверь была закрыта, но дочь точно всё слышала, думал ли я тогда о ней и ее психологическом состоянии? Нет. Даже словосочетание «психологическое состояние» мне было тогда не знакомо. Казалось, что пространство сейчас взорвётся от нашего гнева и агрессии, Света запустила в меня кастрюлей с картофельным пюре со словами: «Ну и пойду, ты всё равно ни на что не годный тюфяк, пойду к своим ёбарям, они получше тебя, козла». Я почувствовал острую давящую боль в голове, схватил её за волосы, потащил ко входу, она визжала, словно свинья, дочь стояла в коридоре и рыдала: «Папочка, умоляю не трогай мамочку, пожалуйста, папочка, умоляю, она задыхалась от соплей-слюней, кашляла и орала одни и те же слова, я вытащил Свету в подьезд, она лежала на полу, я не мог закрыть железную дверь, потому что она впилась ей в живот, я отпинывал её ногами от двери, как будто мешок с картошкой, который мешает двери открыться или закрыться. Дочь схватила меня за руку и повисла на ней, я увидел её глаза, как у загнанного животного, потерянные, полные слёз, молящие. Это вернуло меня в сознание, и я остановился. Взял её на руки и начал успокаивать: «Не плачь, Хома, наша мама сама виновата. Успокойся, всё хорошо». Я уснул с ней в обнимку в маленькой комнате. Утром мне стало очень не по себе за прошлый вечер и за то, что я сделал. Прежде я не поднимал руку на Свету и всегда осуждал отчима, который периодически бил маму, осуждал и мстил за мамины синяки. Однажды, когда мама в очередной раз пожаловалась на него, я сломал ему челюсть, этот эпизод я и сейчас помню очень хорошо, помню своё сожаление, боль по этому поводу, мне не хотелось этого делать, так вышло само собой. Вот и со Светой в этот вечер как будто дьявол вселился, я, может, и хотел бы себя проконтролировать, но не мог, агрессия, как мощная природная стихия, требовала выхода, она манипулировала мной, как кукловод, до тех пор пока чувство любви к дочери не заместило её. Когда я проснулся, жены и дочери уже не было. Я умылся, написал Свете записку: «Прости, давай попробуем ещё раз» и поехал в магазин.
В этот день Света не вернулась домой и в следующий тоже, дочь очень тревожилась, я отвез её к бабушке. Через пару дней мы пришли домой, и я застал картину, которая принесла мне некоторое облегчение из серии: ну, конечно же, я был прав, я так и знал. Света бухала с двумя мужиками на кухне. Я попросил её собрать свои вещи и уйти. Она ушла, в следующий раз я увидел её только через два года.
Наркотики
Веки становятся тяжёлыми, я закрываю глаза, и наступает полная тишина и полная пустота. Как будто существует пространство вокруг меня, которое заполняется тишиной и пустотой. Какое оно, это пространство? Оно похоже на шар, огромный, прозрачный, его границы