Пять дней лежал под капельницами, размышлял о том, что умираю как трус, а мог бы умирать на войне, Саша был в Чечне, он всегда казался мне сильнее меня, вот и сейчас он воюет, защищает Родину, а я тут умираю на больничной койке то ли от болезни, то ли от разлуки со Светой и матушкой.
«Алёша, привет. Только сегодня пришло письмо, в котором ты пишешь, что заболел. Я очень бы хотела прилететь к тебе, но пока не могу, деньги на билеты в прошлый раз мне давали родители, снова просить спустя несколько недель мне как-то не совсем удобно. Мне бы очень хотелось оказаться сейчас рядом и держать твою руку и днём и ночью, пока ты не поправишься. Сегодня в общаге плохо работают батареи, а на улице резко похолодало и в комнате стало очень холодно, нос и пальцы холодные. Пишу тебе и вспоминаю, как осенью мы стояли на остановке и ты грел мой нос губами, а я смотрела в твои полуприкрытые глаза и очень хотела целовать твои веки и длинные ресницы. Помню, как засовывала руки к тебе под одежду и пальцами водила по твоему драконьему позвоночнику, пересчитывала про себя позвонки – один, два, три, четыре… интересно сколько дней осталось до нашей встречи. Завтра куплю календарь и начну вычёркивать дни до конца твоей службы. Алёша, я очень, очень тебя люблю. Пойду спать, чтобы завтра утром снова получить от тебя письмо. Вместе навсегда. Целую. Твоя Света».
«Вместе навсегда» – иногда мне казалось, что только благодаря этим словам я выживал в эти дни.
«Светик, привет. Почему не пишешь, чем занималась сегодня? Что делала? Ходила гулять после учёбы или нет? Пиши мне, пожалуйста, почаще, что делаешь, с кем гуляешь, с кем встречаешься. Прости меня, что не писал, последние дни было совсем плохо, не хотел тебе писать в таком настроении и пугать тебя, да и сил совсем не было. Каждый день почти с утра до вечера мне ставят капельницы, мысли о том, что я умру, всё чаще живут в моей голове, врачи говорят, что дела совсем плохи. Если я действительно умру, хочу, чтобы ты знала, что я очень тебя люблю и что помню каждую минуту с тобой, твой запах и нашу клятву быть рядом друг с другом навсегда, в моменты, когда мне плохо, я смотрю на свой шрам на пальце, и мне становится легче. Я очень не хочу умирать, Светик, я хочу вернуться к тебе, хочу снова уткнуться носом в твои волосы и дышать в твою шею. Вместе навсегда. Твой Алёша». Я дописал письмо и впервые за 5 дней сам спустился в столовую. В очереди передо мной стояла блондинка с шикарными длинными распущенными волосами. Она была одета в белый халат медсестры чуть выше колена. Стройная, тонкая, от неё пахло ландышами, я подошёл к ней чуть ближе комфортной нормы. Мне стало немного неловко, и я испытал гнобящее чувство вины за то, что она привлекла моё внимание, ведь только что я писал о любви Свете. Но мне было сложно держать себя, и подошел ещё чуть ближе, она повернула голову и посмотрела на меня с очень нежной улыбкой, чувство вины превратилось в огромного зверя и село мне на шею. Хочу, чтобы моя дочь была столь же красива, подумал я и больше не стал сокращать дистанцию.
– Медведев, к тебе мать приехала, досмотр проходит.
– Михал Саныч, вы не шутите?
– Что