просыпался будто ничего не бывало.
– Мертвецкий сон, – пробубнил Соловей и попытался следовать странной логике старинных былин, – если все как ты утверждаешь, то сломанная игла должна была его убить.
– Ага, – рассмеялся Константин, показывая недостающие спереди зубы, – я переломал сотни иголок. Этот больной придурок окружил себя поддельными яйцами с иглами и пришлось убить немало времени, чтобы до них добраться. Но нужную я так и не нашел.
– Что вы можете рассказать о его жене, Ксении Тишкиной.
Лицо Константина изменилось. Губы сжались в одну тонкую линию и он отвел взгляд.
– Ничего я о ней не скажу. Но я вспомнил еще одну деталь. Этого в деле нет, но у меня был сообщник. Он утверждал, что женщины Кощея приобретают молодость, пока находятся рядом с ним.
Выйдя за пределы колонии, Соловей пошел к своей машине. Хотелось поскорее уехать подальше от этого мрачного места. Константин не был похож на сумасшедшего, но его история все равно выглядела небылицей. Соловей сам недавно видел раны на руках Алексея и, следовательно, тот был более чем уязвим. Если бы не одно но – мертвецкий сон.
По пути домой Соловей заехал к матери. Отца у него отродясь не было. В основном воспитанием мальчишки занимался дед, так как маме приходилось пропадать на работе. Сейчас же они жили отдельно вдвоем и она ухаживала за своим престарелым отцом. Пройдя в комнату старика, тому было уже далеко за девяносто, Соловей присел на краешек кровати. Рахмат Рахматович в последний год совсем сдал, иногда забывая кто перед ним – сын или внук.
– Деда, – позвал Соловей старика, наклонившись к самому уху, – помнишь ты мне историю про сослуживца рассказывал?
– Я много чего рассказывал, – прокряхтел дед и Соловей помог ему подняться на подушках.
– Который еще без вести пропал в сорок пятом при освобождении Праги, – уточнил Соловей и внимательно вглядывался в лицо старика.
Бывали у Рахмата Рахматовича неудачные дни, но сегодня, кажется, Соловью повезло застать его в здравом уме и светлой памяти.
– Да, мы еще несколько раз хотели его похоронить, так как он странно спал… Как же мы это называли… Мертвецким сном. Примечательный был тип. Высокий, статный. Медсестричек все с ума сводил аристократскими замашками. Странно, что никто на него за время службы донос не написал. Явно же был не крестьянский сын. Фамилия у него еще смешная была для военного времени…
– Бессмертный? – наугад спросил Соловей.
– Точно, мы с сослуживцами все спорили, что он специально такую фамилию выбрал, когда на фронт записывался. Паспортов-то у многих еще не было.
– Возможно я его родственника нашел, посмотри, – Соловей протянул деду телефон.
Тот не спеша взял очки с тумбочки и нацепил на крючковатый нос.
– Едрить-мадрить, – ухмыльнулся старик, – Столько лет прошло, а я его до сих пор помню. Одно лицо. Правнук наверно?
– Да, деда. Правнук, – Соловей похлопал Рахмата Рахматовича по плечу.
Дело становилось все интереснее и интереснее.