с варёной картошкой.
Тут мы с Галкой слышим, как Мишка заправски матерится из комнаты. Она мчится в зал, роняет на ходу тапочки с голубыми пушистыми меховушками. Они уже вдвоём чего-то там орут, возвращаются на кухню. Галка, взъерошенная, достаёт из кухонного ящика аптечку, ищет в ней пантенол. Мишка морщится и дует на обожжённый палец, встряхивает баллончик с пантенолом и от души давит на круглую кнопку. Пена распрыскивается на всю Мишкину руку до самого локтя, он чертыхается: «Твою ж мать!»
Галка ворчит, кидает в Мишку полотенцем, продолжая рыться уже в нижнем шкафчике гарнитура. Вот наконец-то старая скатерть найдена, и они вдвоём запихивают в кухонный шкаф всё, что только что из него доставали. Чего у них там только нет! Девять трехлитровых банок компота, коробка бокалов для коньяка, вафельница, блинница, набор ножей, запасы гречки и риса в промышленных масштабах, какие-то досочки для резки корейской морковки.
Смотрю, как бережно Мишка одной рукой расставляет свои компоты, и улыбаюсь: в моём кухонном шкафчике максимум пачка макарон да банка сгущёнки.
Я захожу в зал и вижу на гладильной доске новую скатерть с прожжённым треугольником посередине. Выключаю утюг. Мимо пробегает двухлетний Глеб, мимоходом стаскивает злосчастную скатерть с доски и надевает её дыркой на голову.
– Я – пливидение с мотойсиком!
И вот уже все умиляются: накануне Глебу читали «Карлсона». Ну нет сил злиться друг на друга, когда в доме ребёнок и праздник с посиделками!
Наконец всё готово: старая, тоже мятая скатерть; горячее, которое тоже чуть не сгорело. Мы чокаемся. Я говорю незамысловатый тост:
– Дорогие мои Галка и Миха! Не буду говорить, как я вас обожаю, вы это и так знаете. Лучше скажу, что других таких друзей, как вы, у меня нет. Посему придётся вам меня поить компотами, кормить салатами и взаимно обожать! Смею нескромно предположить, что обожать меня есть за что. Пусть в вашем доме счастья и любви будет больше, чем запасов риса и гречки! Будем здоровы!
Они смеются, мы, наконец, чокаемся и пьём Галкину домашнюю настойку, потом морщимся и поочерёдно обнимаемся. Мы с Галкой садимся за стол, а Мишка включает радио погромче. Всё становится похожим на настоящий праздник, хотя я просто заехала к друзьям в гости. Я думаю: и ведь никто и нигде меня не встречает так, будто я звезда мирового масштаба.
А дальше меня увлекают Мишкины анекдоты, наши с Галкой сплетни и новости про общих знакомых. Вот оно, пятничное лекарство от однотипных будней. Кто развёлся, кто где отдыхал, кто кого любит и не любит и почему. Мы трещим – часы пролетают незаметно. Тик-так – Галка бежит укладывать Глеба Михалыча. Мы с Мишкой продолжаем наливать, но уже потише галдим на кухне, шушукаемся.
– Миш, ну скажи, за что ты Галку любишь вот сколько лет, а? Она тебя еще не достала, а? Ну неприлично же быть таким счастливым мужиком, ну?
Мишка улыбается с прищуром, говорит мне, что любит свою жену и по совместительству мою подругу преимущественно за «шубу» и за «цезарь».
Я парирую:
– Ага,