их натирает Сиф. В этот раз она явно перестаралась. Урса надеется, что ей не придется прикасаться к руке незнакомца. Конечно, нет. Но она все равно представляет, как он берет ее за руку, жирную от воска, и рука выскальзывает из его ладони. В воображении Урсы у него нет лица, но оно скоро появится. И лицо, и фигура, и голос, и запах.
К Урсе никто прежде не сватался и ей хотелось бы, чтобы отец что-нибудь рассказал ей о женихе заранее: кто он и откуда, как они познакомились? Может быть, это кто-то, кого она знает? Может быть, герр Касперсон, клерк из папиной конторы, приятный молодой человек с румяным лицом и застенчивой тихой улыбкой. Ему двадцать пять, он всего на пять лет старше Урсы. Ей мог бы понравиться такой мужчина, хотя у него есть дурная привычка потирать верхнюю губу большим пальцем, что придает ему вид хитреца и пройдохи. Но Урса могла бы попросить его бросить эту привычку. Он производит впечатление человека, который будет прислушиваться к советам жены.
Ступеньки тихо скрипят. Урса оборачивается, смотрит вверх на приоткрытую дверь их с сестрой спальни и представляет, как Агнете, затаив дыхание, прислушивается к ее шагам. Перед тем как уйти, Урса зажгла все свечи, но в комнате все равно было сумрачно, по углам притаились густые тени. Зима была долгой, и до сих пор все никак не уступит дорогу весне, и замерзшие окна наглухо задернуты плотными шторами. Хотя у них в доме всегда темновато, даже в самый разгар лета, когда на всех окнах раздвинуты занавески, и свет такой яркий, что Урсе постоянно хочется чихнуть. Возможно, следующим летом ее здесь уже не будет. Она будет скучать. Может быть, не по дому как таковому, а только по людям, живущим в нем.
Она на миг замирает, стоит, расправив плечи. Ей так странно и непривычно ходить по дому в узких шелковых туфлях и в тяжелом мамином платье с пышными рукавами.
Глухие, низкие голоса мерцают, как пламя в камине. Один голос папин, второй – тоже мужской, но это не герр Касперсон. Кто-то совсем незнакомый.
Только на самом пороге, уже готовясь войти в гостиную, Урса понимает, что они говорят даже не по-норвежски. По-английски, мысленно произносит она, выудив воспоминание из той части сознания, где живет память о маме, и где до сих пор все болит. Мама не умела читать и писать, но, будучи дочерью преуспевающего купца, хорошо знала английский язык и научила ему своих дочерей. Урса с Агнете подолгу практиковались в произношении, чтобы говорить бегло и почти без акцента. Урса тихонько щелкает языком и входит в комнату.
Он высокий, их гость. Такой же высокий, как папа, и почти вдвое шире в плечах. Он ей кланяется, а папа легонько подталкивает ее вперед, указав взглядом на стул. Урса садится и даже не успевает разглядеть лицо гостя.
Незнакомец и папа сидят бок о бок в обитых красным бархатом креслах с резными ручками. Урсе же достается жесткий стул без подлокотников. Она сидит очень прямо, сложив руки на коленях.
– Урсула. В честь святой Урсулы, как я понимаю. – У него сильный акцент, и ей приходится напрягать слух, чтобы хоть что-то понять, хотя говорит он не быстро. Наоборот, очень медленно, и эта тягучесть искажает слова. Он сидит, развернувшись боком к