Женщина взвизгнула и заплакала, словно подражая куриному квохтанью.
Со стороны проулка послышались цоканье копыт и перестук колес. Мимо подворотни быстро проехала четырехколесная открытая повозка. На козлах одноконной пролетки понурился угрюмый человек в темно-сером кафтане, подпоясанный желтым кушаком. В коляске сидела красивая бледная женщина, похожая на незнакомку с картины Крамского.
Саморядов оглянулся и увидел внутренний дворик, завешанный бельем. Босоногая девочка гладила худого черно-белого котенка, ласково что-то говорила ему.
Простоволосая женщина в длинной темно-синей юбке, в грязных ботиках, в желтой кацавейке выплеснула из жестяного таза помои в подворотню, и они потекли вдоль стены.
– Чего вылупился, мил человек? – спросила рыжеволосая женщина. – Аль приглянулась что ли? Заходи, выпьем чаю, поговорим, – женщина подмигнула Саморядову и засмеялась визгливым смехом.
– Ну, ты, Глашка, даешь! – раздался из глубины дворика грудной голос женщины, скрытой за развешенным бельем.
– Огонь девка, – согласился другой женский голос. Дворик рассмеялся. Подворотня и проулок, отозвались эхом.
Растерявшийся Саморядов поспешил убраться из подворотни. В проулке жались друг к другу приземистые одно и двухэтажные дома. У них был пришибленный испуганный вид, словно Саморядов застал их врасплох.
К скобяной лавке пристроилось питейное заведение с вывеской под старину. На вывеске добродушная улыбка округляла физиономию бородача. А над бородачом подковой изгибалась надпись: «Не горюй!» Саморядов с озадаченным видом уставился на невесть откуда взявшийся трактир в непонятном проулке. Что это за место? Что, черт возьми, происходит?
– А это кто еще такой? – прозвенел чей-то недоуменный голос. Оглянувшись, Саморядов увидел полноватую девушку. На девушке были украшенная лентами и цветами шляпка, глухая серая блузка с голубиной грудкой и высоким воротником, шерстяной жакет с короткими рукавами, длинные перчатки, юбка-колокол, из-под которой выглядывали черные узкие туфли лодочки, перехваченные ремешками. Веснушчатое лицо обрамляла короткая вуаль. Рука в длинной перчатке была продета под руку крупного румяного молодого человека в черном котелке и темно-сером сюртуке. Его шею, точно двойной ошейник, стягивали высокий жесткий воротник и тугой галстук. Парочка выглядела так, словно намылилась на тематическую костюмированную вечеринку. Девушка указала на Саморядова зонтиком-тростью.
– Пугало огородное! – и рассыпала звонкие пригоршни смеха.
– Чья бы корова мычала, – Саморядов окинул насмешливым взглядом странную парочку.
– Никодим, он назвал меня коровой! – девушка скривилась и поморщилась, словно собиралась заплакать.
– Никодим? Даже так? Ну-ну, – Саморядов усмехнулся и покачал головой.
Нахмурившись, Никодим кулаком ударил Саморядова по голове. Саморядов, как подкошенный, рухнул на мостовую.