мертвы… Кожей чувствую их гнетущее присутствие… язык меня не слушается… а мысль все-время проваливается в зияющую щель между головой и отделившейся от нее верхушкой черепа… так больно там звенит.. то-оненько, словно комариный писк, э-э-эй..!.»
Дальше бессвязные обрывки… задавленная лекарствами память сохранила лишь скудные лоскутки… разрозненные, смутные..
Вот она привязана к койке… за руки, за ноги… обездвижена… от обшитого грубой клеенкой матраса преет спина…
…огромная палата… белесый, тусклый свет пробивается сквозь пыльные зарешеченные стекла…
…Потом тусклые, темно-зеленые коридоры… она вяло, бездумно слоняется по ним… механически выполняет указания санитаров… без воли без, чувства…
.. И еще насмешки, окрики, но нет реакции… все мимо… Все.
Первым, что ощутила Ирина вполне явственно, было отвращение к таблеткам, которыми ее постоянно пичкали. Однажды она, почти бессознательно, прекратила их глотать, притворяясь, языком перемещала их за щеку, затем незаметно выплевывала в кулак, и пряча руку в складках одежды, пробиралась в сортир, и там от них избавлялась… Уже к концу первого дня она почувствовала себя значительно лучше, яснее.
За просветлением пришло и осознание. И тут она обнаружила, в каком ужасном месте находится. Все же прежде таблетки ограждали ее от многих тяжелых для понимания вещей.
Вокруг бродили странные, апатичные люди, глаза которых были пусты и этим страшны. Уставится такой на тебя, и ты не знаешь что у него на уме.
Как-то в столовой, Ирина среди прочих пациентов стояла в очереди за положенной им гадкой остывшей размазней. Она не сразу заметила пожилого, небритого человека, который с видом проезжающего вельможи, проходил мимо, неожиданно остановился напротив и воззрился на нее. Постояв так немного, он вдруг вытаращил глаза и восторженно возопил:
– Э-ли-са-ве-та!.
Затем, опомнился и, сдержанно поклонившись, резюмировал:
– Вы красивы.
И тут же брезгливо сморщившись, раздраженно и резко кинул в лицо проходившей мимо санитарке:
– А вы НЕРЯХА!..
И снова глянул на Ирину, подобрел, кивнул благосклонно и удалился так же важно.
…Признаться более тонкого и душевного комплемента Ирина в жизни своей не получала. Это был единственный приятный момент за все время ее заточения.
Из разговоров персонала Ира потихоньку начала понимать, что за народ ее окружает.
Вон там, в углу к кровати привязана, молодая женщина. Она лежит неподвижно целыми днями, глядит в потолок не мигая, будто бы спит с открытыми глазами. Ее руки перебинтованы от запястья до самого локтя ведь женщина эта самоубийца.. Сейчас она кажется безучастной, но это лишь видимость.. Недавно ей удалось высвободиться. С неожиданной прытью метнулась она к подоконнику, схватила стоявшую там железную кружку и со всего размаху начала