черепок в мешочек с деньгами, я вновь достала пару монет и протянула их старику.
– Это не милостыня, – насильно вкладывая их ему в ладонь, пояснила я. – Это плата за рассказ.
И пока он не нашелся, что ответить, пошла прочь.
Чувства вновь стали смешанными. В мыслях вихрилось недоумение, негодование, удивление и непонимание. Снова разум отказывался принимать тот факт, что прошло полтора века и люди не просто живут новой жизнью, а даже и не знают другой. Они пользуются привычными для меня вещами совершенно не по назначению. Они меняют реальность под себя, стараясь выжить.
И если, живя у себя там, в Старом городе, в доме с каменной печью, со свечами и остатками газа в баллонах, я воспринимала это, как эксперимент, как что-то простое. То теперь, выйдя в город, встретив странного старика с птичьими косточками, меня снова окунуло в чужой, чуждый мне быт. В мир, где никто не знает о телефонах, о электричестве и вакцинации.
Удивительное средневековье, выстроенное на руинах моего мира. И я – последний свидетель прежней жизни. Той, что текла до Забытья, которое лежит где-то в моей памяти, как ил, и со временем обязательно поднимется на поверхность.
«Только нужно тряхнуть головой, – я улыбнулась такому простому объяснению. – И он поднимается со дна.»
Все так просто звучало из его уст, но так сложно и запутано было на самом деле. Возможно, он имел в виду, что нужен толчок, какое-то событие, которое все вновь поставит на свои места. Говорят, что при амнезии, так и бывает, чтобы вспомнить, нужен стресс. Может, у меня то же самое?
Но это все равно не объясняет тот факт, что меня выкинуло из моего времени на целых сто пятьдесят лет. И если к памяти мне оставили ключи под ковриком, только не сказали, где этот самый коврик лежит, то о билете на обратный маршрут в родное время не озаботились.
За этими мыслями я даже и не заметила, как оказалась на площади, залитой волшебной трелью. Над людьми в разные концы улицы, будто лучики, расходилась музыка, создаваемая какой-то примитивной дудочкой. Звук был чистый, но такой простой, будто кто-то дул в тростник с несколькими просверленными в нем дырочками. Но этот звук казался таким родным, что я вернулась к реальности и отправилась туда, где люди уже образовали круг.
Они обошли мальчишку, сидевшего на перевернутом ящике и совсем маленькую девочку, кружившуюся под музыку, лившуюся от него. Она совершенно не умела танцевать, а скорее просто скакала вокруг него, наслаждаясь мелодией и тем, что она несла в себе. Но это и было то самое самобытное культурное открытие, которого я не видела с самого момента пробуждения.
И только сейчас ко мне пришло осознание, что прежде нигде не играла музыка, не пели люди, и даже не встречались клетки с певчими птичками. Никто не декламировал стихи, а на площади не было балагана с актерами. Никто не играл на примитивных инструментах самые простые мотивы, и никто не танцевал.
Даже сейчас люди с интересом смотрели на детей, не понимая, что они видят и слышат. Никто даже не притопывал в такт музыке….
Только я…
Когда