пылали пожары. Казалось, что в нём не сможет уцелеть ни одна живая душа гарнизона. Только с наступлением темноты гул канонады сменился редкими одиночными залпами. Под покровом ночи мы смогли отправить в тыл раненых, а также денщиков и остаток мирных жителей, не входивших в боевой расчёт крепости.
Командир англо-французской эскадры расценил молчание русских пушек как подавление артиллерии укрепления, но он просчитался. Русский солдат и не думал сдаваться или оставлять свои позиции. Обстрел из крупнокалиберных пушек не смутил стойких защитников города и не загнал их в подземные казематы. Передохнув, комендоры крепости даже из устаревших орудий достигли такой скорострельности, что одна из них не выдержала накала и разорвалась от частых выстрелов. Меткость нового огня стала превосходной, свидетельством чему стало поспешное отступление изначально приблизившейся эскадры неприятеля за пределы сектора обстрела Приморской батареи.
К 14 часам пополудни англичанам и французам пришлось расстаться с надеждой взять город с моря. Тогда союзники решили поднять на штурм Новороссийска враждебных горцев, большой конный отряд которых сосредоточился на противоположном от места боя берегу бухты. Как выяснилось позже, горцы безучастно следили за неравным поединком. Англичане посылали к ним своих эмиссаров, чтобы уговорить двинуться на штурм наших редутов. Горцы не считали русских солдат друзьями, но уважали их доблесть и отказывались нанести удар в спину. Так закончился второй день обороны Константиновского укрепления.
Командир вражеской эскадры в ночь на 2 марта отдал приказ о прекращении огня. В наступившей тишине гарнизон крепости отчётливо слышал стук молотков и топоров с кораблей неприятеля. Шёл ремонт повреждений, нанесённых русскими ядрами. В тревожном ожидании десанта прошла очередная ночь. Наутро стало очевидно, что враг не осмелится высаживаться на берег Цемесской бухты. Не выполнив угроз о захвате укрепления, союзникам пришлось покинуть акваторию залива.
Бог благословил защитников правого дела. Неприятель при ожесточённой канонаде не мог заставить замолчать своими орудиями огромных калибров наши восемнадцати- и двенадцатифунтовые пушки и мортиры, против него державшиеся.
За артиллеристов говорило само дело и стойкость сопротивления их против врага, превосходившего в числе и средствах. В воздание доблестных подвигов мужества, явленных на действовавшей батарее, имел честь просить ходатайства у вице-адмирала Лазаря Марковича Серебрякова о даровании прислуге за ней, из 170 человек состоящей, двенадцати передовых знаков отличия военного ордена. Я вслед за сим вступил с представлением, докладывая, что велика заслуга при удержании Новороссийска капитана Карла Самойловича Торкмуса. Кроме того, бывших под командою его на 1-й Приморской батарее штабс-капитана Сергиенко, прапорщиков Лихотинского и Винклера достойны особенного вознаграждения. Оных за примерное командование комендорами, благоразумие и исключение безрассудного