с колен, становясь на карачки,
В потешные строясь полки,
От этой угрюмой, тупой раздолбайки,
Умеющей только затягивать гайки, —
К тому, кто подтянет колки.
«Крепчает ветер солоноватый, качает зеленоватый вал…»
Ах, если бы наши дети однажды стали дружны…
Крепчает ветер солоноватый, качает зеленоватый вал,
Он был в Аравии тридевятой,
в которой много наворовал.
Молнии с волнами, море с молом —
все так и блещет, объединясь.
Страшно подумать, каким двуполым
все тут стало, глядя на нас.
Пока ты качаешь меня, как шлюпку,
мой свитер, дерзостен и лукав,
Лезет к тебе рукавом под юбку,
кладя на майку другой рукав,
И тут же, впервые не одинокие,
внося в гармонию тихий вклад,
Лежат в обнимку «Самсунг» и «Нокия»
после недели заочных клятв.
Мой сын-подросток с твоею дочерью —
россыпь дредов и конский хвост —
Галдят внизу, загорая дочерна
и замечая десятки сходств.
Они подружились еще в «Фейсбуке»
и увидались только вчера,
Но вдруг отводят глаза и руки,
почуяв большее, чем игра.
Боюсь, мы были бы только рады
сюжету круче Жана Жене,
Когда, не желая иной награды,
твой муж ушел бы к моей жене,
И чтобы уж вовсе поставить точку
в этой идиллии без конца —
Отдать бы мать мою, одиночку, за отца твоего, вдовца.
Когда я еду, сшибая тугрики,
в Киев, Крым, Тифлис, Ереван —
Я остро чувствую, как республики
жаждут вернуться в наш караван.
Когда я в России, а ты в Израиле —
ты туда меня не берешь, —
Изгои, что глотки себе излаяли,
рвутся, как Штирлиц, под сень берез.
Эта тяга сто раз за сутки нас настигает с первого дня,
Повреждая тебя в рассудке и укрепляя в вере меня —
Так что и «форд» твой тяжелозадый
по сто раз на трассе любой
Всё целовался б с моею «ладой»,
но, по счастью, он голубой.
«Пришла зима…»
Пришла зима,
Как будто никуда не уходила.
На дне надежды, счастья и ума
Всегда была нетающая льдина.
Сквозь этот парк, как на изнанке век,
Сквозь нежность оперения лесного
Все проступал какой-то мокрый снег,
И мерзлый мех, и прочая основа.
Любовь пришла,
Как будто никуда не уходила,
Безжалостна, застенчива, смешна,
Безвыходна, угрюма, нелюдима.
Сквозь тошноту и утренний озноб,
Балет на льду и саван на саванне
Вдруг проступает, глубже всех основ,
Холст, на котором всё нарисовали.
Сейчас они в зародыше. Но вот
Пойдут вразнос, сольются воедино —
И смерть придет.
А впрочем, и она не уходила.