раскидистой груше, которая росла во дворе их дома. И следил, когда все уходили из дома, спускался, воровал еду, и снова забирался на дерево. Отец беспокоился, прав ли он, заморит сына голодом? Но на удивление Яков на голодающего не был похож. Где же он берет еду? Отцу было невдомек, что у себя дома в их отсутствие Яков ест вволю. Это знала только Ганна. Оставляла сыну еду на плите. Но уж она то точно не раскроет мужу свой маленький секрет. Все привыкли к выходкам Якова, и на него никто не обращал внимания. Он рос безобидным ребенком. Дети так не любили мачеху, что не торопились сближаться со сводным братом. Обижать не обижали, но и особых родственных чувств не проявляли.
Шло время. Дети подрастали. Ксения и Мария были уже на выданье. Одной было семнадцать лет, другой шестнадцать. Пора выбирать им достойных мужей, частенько, глядя на дочерей, думал Григорий.
Хороших детей родила мне моя Марийка, взгрустнул Гаврил. Свою первую жену он любил. Ганна хорошая женщина, но чего-то в ней нет. Глядя как суетится жена у плиты, ловко орудуя ухватом, думал Гаврил. К ней он относился хорошо и только.
Он любил порядок. Сам был аккуратный, каждая вещь знала свое место. Ганна зная, что Гаврил не терпит беспорядка, дом держала в идеальной чистоте, тем более ей помогала по дому Ксения. Только Мотря не похожа на девочку, как мальчишка. Нет с ней сладу, поглядывая на дочку, продолжал размышлять Гаврил.
А Мотря в очередной раз собиралась в степь, к лошадям.
Ничего не предвещало беды.
Ей уже было четырнадцать лет. Однажды под утро, умаявшись за день от труда, ее сморил глубокий сон. Девочка, боясь, что уснет, завязывала широкую юбку снизу на узлы, чтобы юбка ненароком не поднялась во сне, не опозориться. О плохом она не думала, мала еще была. Слышала от взрослых девушек разговоры. Так и в эту звездную ночь, сделала то же самое. Недобрым взглядом следил за ней Петр, восемнадцатилетний, нагловатый парень. Его в селе не любил никто. Девушки на него не заглядывались. Воспользовавшись, моментом что Мотря погрузилась в глубокий сон надругался над спящей девочкой. Разрезав острым ножом юбку. Он решил, раз ее отец, такой богатый, не нанимает стеречь лошадей парней, а отправляет дочку одну в степь, значит он о ней не тревожится. Мотря никому не рассказала, только сняла с себя белье и испорченную юбку, спрятала в укромное место. Увидев на другую ночь девушку, нагло ухмыльнулся, глядя ей в лицо. Мерзкая улыбка не сходила с его лица, значит он не ошибся, можно будет повторить. Он плохо знал Мотрю, он ее вообще не знал. Она ждала молча, не поднимая глаз. Боясь выдать себя, ее глаза пылали ненавистью. Никто за нее не заступится. Я сама за себя постою, думала девушка. А на другую ночь, дождавшись, когда уже того сморит сон. Тихонько привязала его ноги к хвосту лошади, разрезав веревки, которыми спутывали ноги лошадей. Со всей силы хлестнула животное по крупу. От неожиданности и боли лошадь взвилась на дыбы, а затем понесла, унося с собой бедолагу. Лошадь носилась по степи, пока не выбилась из сил. Петру ребята не торопились помочь. Так