Необычно тихо, посуды нет, значит, ее кто-то убрал, предположил генерал.
─ Шатаются по кладбищу, читают эпитафии. На западе это принято, а писатели падки на разные сенсации. Их хлебом не корми, только дай выдать в печать, что ни будь этакое, с душком. Наш друг норвежец, конечно из лучших, мы его давно знаем. Но я думаю, и он понимает, что если книга выгодно отличается от всех остальных, то это хорошо. Кто знает, какая у писателей анималистов конкуренция, для меня, это темный лес. Не это главное, сразу возникает другой вопрос, Как после всего нам поступить с зарвавшемся проповедником? Люди не церковные мыши, их травить нежелательно, особенно когда процесс, коснулся нас лично. Ошибки точно не было, это враждебный умысел. И как бывший опер замечу, вполне осознанный.
─ Мне с трудом верится, что священник, ─ генерал подошел к стоящей в углу табуретке, на которой стояла банка с водой, открыл малиновую пластмассовую крышку, сделал несколько больших глотков, и продолжил: ─ Ну вот, уже лучше. Вода удивительно как хороша. А местный проповедник, я думаю не причем, скорее всего, произошла какая-то накладка. Попробуй воду, замечательно освежает. Удивительно, вокруг одни болота, а вода ключевая, давно такой не пил. Где они ее берут? Удивляюсь.
─ Да плевать я хотел на них, и на их воду. ─ Воробейчик поднялся, обошел стол, мельком заглянул в окно и осторожно приоткрыл дверь.
Осеннее утро дохнуло в приоткрытую дверь приятной свежестью, в которую вплеталась слабая ароматическая нотка бензина. Ночной туман уверенно уничтожало восходящее солнце. Прозрачный золотистый свет медленно опускался по стволам чахлых сосен, разбросанных там и сям на небольших островках, среди моря камышей. Туман погибал на глазах, разваливался на куски и таял.
Генерал прошелся по трапезной, посмотрел на спину Лени Воробейчика продолжавшего любоваться природой и сказал:
─ Вопрос напрямую касается вас, господин отставной майор, ─ Я не вижу рюкзаков наших друзей, лейтенанта Ивана Сазонова и норвежца Ульме Яккинена. Нет и их самих, я не склонен думать, что на них снизошло особое географическое озарение, и они уже на пути домой. Или куда еще они могли пойти? Писатель в разговоре не намекал? Возможно, поблизости есть нечто полезное для его книги? Потому что, ваша утренняя теория о парной слабости желудков, представляется мне малоубедительной. Что подсказывает богатый профессиональный опыт?
─ А я говорил, не нравится мне этот поп. И дело совершенно не в обуви. Из под рукава несколько раз выглядывал «Ролекс». Я сначала подумал, что это китайская подделка, но не было времени, все как следует обдумать. Лейтенанта мучила жажда, вспомни его: «Давай – давай»! И шапочка, усыпанная отборными стразами от «Сваровски». Прямо скажу, Сазонов меня почти не тревожит, это наш человек. Так сказать, он социально адаптирован. Но писатель дело другое, он наивен до последнего предела. Его даже дистрофичная муха обидит.
─ То есть ты считаешь, что в нашем нынешнем положении виноват, как там его? А… Гамадрил?
Воробейчик подошел к окну, задумчиво провел пальцем по стеклу и сказал:
─