за столом, чтобы пообедать или поиграть в карты.
Поэтому, когда ее увезли в больницу с сердечной недостаточностью, я испугался. До этого я так пугался только в той истории с кузнечиком. Здесь же я боялся, что она от меня уйдет и очень сильно этого не хотел. Но, как говорила моя бабушка: «У человека есть свои планы, а у бога свои».
Я не плакал. Мама плакала, а я нет. Почему? Не знаю. Может быть, потому что не хотел осквернять слезами ее память. Она часто повторяла, что крокодиловы слезы удел слабаков. Но я думаю, что не плакал по другой причине. Я готовился. Впервые в жизни я собирался заглянуть в память человека и узнать о его чувствах. До этого я пробовал кузнечиков, сбитых кошек, мертвых собак, птиц. Была даже свинья. Бабушка зарезала ее к зиме. Но все эти смерти ничем не отличались друг от друга. Животные испытывали ужас, примерно одинаковый. Никто из них не хотел умирать. Только свинья задавалась вопросом, почему кормившая ее столько времени женщина теперь причиняет ей такие страдания. Все остальные были сосредоточены на своих эмоциях и ощущениях в последние несколько минут жизни. Теперь же я собирался прикоснуться к человеку.
Нужен был подходящий момент. Из морга ее привезли домой, где по традиции гроб с телом должен был простоять сутки. Не знаю, кто придумал такие традиции, но глядя на желающих попрощаться с бабушкой людей, я все больше сомневался, хочу ли я знать ее мысли в последние минуты ее жизни.
«Если у тебя есть к чему-то талант, используй его» – так она говорила. Кто бы мог подумать, что я буду об этом размышлять стоя у ее мертвого тела. Сказать честно, я немного боялся. Это можно было сравнить с походом к зубному, когда ты знаешь, что тебя ждет неприятная процедура, но все равно идешь на нее. Потому что надо.
В тот момент я знал, что это будет неприятно. А еще я боялся, что мама что-то заподозрит. Но, видимо, ее, сидящую возле тела, ничуть не смутило, что внук хочет попрощаться с любимой бабушкой, держа ее за руку. Она прослезилась. А я в этот момент видел то, зачем пришел.
Ощущения были странными. С одной стороны, очень сильно болело все тело, особенно ноги. С другой – было четкое понимание, что это ее последние часы. Я лежал в палате, надо мной висела капельница, пахло лекарствами, а рядом стояла моя мама.
– Мам, – сказала она.
– Помолчи, Маша, дай мне сказать, – сказал я голосом бабушки.
Мама наклонила голову в знак согласия и заплакала.
– Хватит. Реветь будешь, когда я умру. Сейчас я пока еще жива.
Мама закивала, продолжая плакать. Бабушка взяла ее за руку.
– Это должно было случиться, рано или поздно. Сколько таблеток не пей, все равно дольше, чем тебе бог отписал, не проживешь.
– Я знаю, но…
– Все, тихо. Послушай на счет Эрлика…
– Его зовут Эдик…
– Это твоего отца звали Эдик, царство ему небесное. А его зовут Эрлик, у него так в свидетельстве о рождении написано.
– Мам, я все знаю.
– Ну ка цыц, я тебе сказала. Сразу видно, вся