будет ли в моей жизни теперь хоть малая толика такой радости.
– Моя задача доставить вас в город в хорошем настроении и следить, чтобы вы не тосковали в дороге.
– Вот значит как, – почему-то я почувствовала себя уязвлённой.
Я развернулась и вышла из пещеры. И по пути к берегу я с силой пнула ботинком несколько камешков, попавшихся на пути. Чтобы успокоиться, мне пришлось вспомнить, что вообще то меня с детства готовили к тому, что наконец-то случилось. Может быть, всё дело в том, что я мечтала быть нужной, хотела чем-то заниматься и что-то делать, в любом случае, чтобы всё быстрее закончилось, а приходилось сидеть вот так и ждать, просто ждать.
Но меня готовили насколько могли к ещё большим неожиданностям и неприятностям. Старейшины строго следили, чтобы девушки, которым предстояло стать данью, хранили своё сердце в чистоте, и им некого было оставлять там, дома. И я была согласна с ними. Но почему же тогда так резанули по сердцу картины чужого счастья? И почему так больно слышать слова Игниса о том, что моё настроение и моё здоровье – лишь только его долг.
Я – долг и дань. Как это красиво звучит и как противно на самом деле.
Да, что за унылые мысли?! Я встряхнулась. Так на этом острове я совсем стану унылой и вредной. Чтобы отвлечься, вспомнила тётку Давию, сестру отца. Ей так и не довелось выйти замуж. Злые языки шептались, что она своим кислым выражением лица уморит любого мужа. Мы с Марком и Галатой терпеть не могли её прихода. И всегда старались прятаться. Точнее прятались мы с Марком, а доставалось всегда Галате, потому что она была старшей и обязана была следить «за своими единоутробными братом и сестрой». Вспомнив выражение тёткиного лица при этих словах и её голос, я прыснула от смеха. Вот уж не думала, что «тётя-печаль», как называли мы её, будет той, кто развеселит меня.
Но я правда боялась поддаваться унынию, потому что пример тётки постоянно стоял у меня перед глазами. Её не любили и старались не приглашать в гости. Ибо, когда она приходила, то всем своим видом и речами, словно упрекала домочадцев в том, что они слишком беспечны и жизнерадостны. По её словам – жизнь это отнюдь не радостная вещь. Она никогда не была чем-то довольна. Солнце всегда светило слишком ярко, дождь шёл слишком долго или слишком мало, трава была недостаточно зелёная, Марк – слишком легкомысленный, а я слишком весела для той, кому предстоит стать данью. Тётка никогда не упускала возможности напомнить мне об этом.
Эх… Где она сейчас? Я вздохнула, а потом снова оживилась. А ведь можно увидеть и её. Вот по её кислому выражению лица я точно тосковать не буду. И я вернулась к Игнису.
– Мастер, а можно мне ещё раз взглянуть в зеркало? – Попросила я.
– Только если вы не будете больше расстраиваться, ния, – его голос звучал спокойно и даже участливо. И почему он должен как-то иначе обо мне думать и заботиться? Я – всего лишь его работа. Наверное, на меня дурно влияет местный воздух. В любом случае тосковать и печалиться я себе отныне запрещаю. Что толку унывать, если ничего изменить всё равно нельзя?
Я улыбнулась