что я взял фамилию отца, когда получал паспорт.
– А что за дело, о котором тебе напомнила секретарша?
– Дело о наследстве. Папочка Павлика неожиданно нарисовался. От рака умер. А ты не знала, да? Никто не знал. Там такие деньги… – Валерий мечтательно прикрыл глаза, потом зло прищурился. – А завещал все ей, этой патаскухе. Всю жизнь ее любил. Так и не женился.
– Ты поэтому убил мать?
– Какая она мне мать? – Валерий с ненавистью усмехнулся, и ответил на невысказанный Ульяной вопрос. – Да, я знаю, из-за чего родители развелись. Слышал скандал. И про себя все узнал тогда же. Меня из дома малютки взяли. Потому что отец не мог иметь детей. Я после того, как это услышал, все старался показать, что достоин, помогал ей. Одной-то двоих тяжело поднимать. И что? Ей этот слизняк, этот наркоман, дороже всех был. Вот его она любила. А меня терпела.
– А зачем же убивать?
– А затем, что мать все бы спустила на своего ненаглядного родного сыночка-урода. Я хотел так все устроить, будто она из-за наркомана этого руки на себя наложила. Потом бы оформил опекунство над недееспособным братом, и все деньги – мои. Первый раз, правда, не получилось, не хватило дозы, она стала приходить в себя, и пришлось вызывать скорую. Потом я с Пашкиного телефона машину заказал, приехал в клинику, и ее вызвал, смс послал. Мать думала, Павлик за ней заехал, так обрадовалась, дура. Брызнул ей в лицо из баллончика. Там газ такой, усыпляющий. Ну, дальше ты все знаешь.
– И где твой недееспособный брат? Тоже убил?
– Я ему денег подкинул, он с долгом рассчитался, и осталось еще. Наверное, в притоне оттягивается.
– А что, там большие деньги? – Ульяна потихоньку нащупывала ручку двери и отодвигалась, понимала, что такие откровения неспроста, но выпрыгнуть из машины не успела.
– Огромные. Я буду баснословно богат. И ты этому не помешаешь.
Голова дернулась от удара. И стало темно.
– Вот она!
Дверь сарая со скрипом распахнулась, и полицейский из Петиного отдела радостно закричал:
– Живая! Мужики, сюда!
Петечка бережно нес девушку к служебному фургону и все ругался, ругался, не останавливаясь, но негромко, потому что несерьезно.
– Хорошо, что слежку установили за юристом этим. Двигались за вами от самой Москвы. Как в поселок въехали, отстали, чтобы не светиться. Чуть не опоздали. Думали, ты с ним заодно, что ли? Думали, ты ему все рассказала, про слежку-то. А потом ботинки твои увидели на земле. Поняли, что он тебя тащил…
Тут Петечка замолчал, скрипнув зубами. Усадил аккуратно Ульяну на просторное сиденье, аккуратно разрезал перочинным ножом скотч на запястьях и щиколотках и поднес к ее лицу круглое довольно большое зеркало.
– Ты посмотри на себя и запомни, к чему приводит такая самодеятельность. И это, считай, повезло. Запомни, поняла?
Из зеркала на Ульяну смотрело странно перекошенное, разукрашенное фиолетовым и черным, с одним заплывшим глазом, абсолютно счастливое лицо.
«…психологические