условно-досрочно через девять месяцев.
Искоса поглядывая на белобрысую продувную физиономию бывшего следователя, с аппетитом хлебавшего наваристый гороховый супешник из пластмассовой тарелки, Рязанцев с горечью размышлял, почему все так несправедливо устроено. Почему махровому взяточнику наказание полагается куда менее строгое, чем ему за применение силы при задержании преступника?
Но у Игоря Проскурина имелось и положительное качество: он не курил. Когда Андрейку в первый раз этапировали в областной следственный изолятор, в красной хате[79], в которую он заехал, содержалось семнадцать человек. В камере стоял такой спрессованный табачный кумар, что некурящий Рязанцев едва не потерял сознание. Впервые в жизни! Потом он, конечно, принюхался, но все равно, возвращаясь каждый раз с прогулки, сразу прибалдевал.
Кстати, в СИЗО сокамерники тоже удивлялись, что Андрейку закрыли по двести восемьдесят шестой[80]. Обычно менты, обвинявшиеся по этой статье, оставались на подписке, а в суде получали условные сроки. Сидели по обвинению в совсем других статьях: за взятки, за наркоту, за кражи и грабежи.
Прапор с григорьевского трезвяка[81] сидел за то, что доставленного алкаша насмерть запинал.
Когда отпустил первый шок после задержания, Рязанцев зарёкся каждый день по часу делать физические упражнения. Физкультура отвлекала и дисциплинировала. Андрейка старался не терять форму, по сотне раз он отжимался на ладонях, по пятьдесят – на кулаках. Правда, в те дни, когда рушились надежды, Рязанцев сникал, замыкался в себе, растягивался на нарах, часами лежал с открытыми глазами, не шевелясь. Но тренированная воля спортсмена брала свое, он заставлял себя умываться, чистить зубы, бриться, есть, мыть посуду, наводить порядок в камере, делать полный комплекс упражнений.
Бытовые лишения оказались не самым страшным. Гораздо пагубнее на Андрейкином настроении отражалась унизительность положения. Особенно остро он воспринимал её на людях. Когда отправлялся этап в СИЗО, милиционеры оберегали его по максимуму: до вокзала везли в автозаке[82] в отдельном «стакане»[83], одёргивали других зэков, когда те начинали травить арестованного мента. А вот в вагонзаке[84] караул из вэвэшников-срочников[85] не церемонился.
В последний этап перед Новым годом зэков в вагоне оказалось вдвое против нормы. Им с Проскуриным не досталось отдельной камеры, полагающейся «бээсникам». Затолкали их в первую попавшуюся, где встретили свои, острожские.
Двое, Помыкалов и Беликов, были крестниками. Их группу Маштаков с Рязанцевым размотали в сентябре, подняв восемь эпизодов уличных грабежей, разбой и четыре кражи из сараев. Сейчас они катались на суд.
Помыкалов с Беликовым смотрели дерзко, как хорьки. Находясь под стражей, они сохранили рэпперские чубчики. Оба были в униформе гопников: синих спортивных костюмах