гордости Арпада, маленького человека-петуха Ференци. С уверенностью ни в чем не сомневающегося человека он заявляет своей соседке: «Я женюсь на тебе, на тебе и на твоей сестре, на трех двоюродных сестрах и на кухарке… Нет, не на кухарке, скорее всего, на матери». Этим все сказано: печатью первичного объекта любви, обязательно инцестуозного и недосягаемого для обладания, отмечено множество замещающих этот первичный объект фигур.
Психоанализ трактует универсальность запрета на инцест по-своему: зачем запрещать нежелаемое? Запрет применяется только к желаемому. Фрэзер, автор книг «Золотая ветвь» и «Тотемизм и экзогамия», отмечал: универсальный запрет ведет к такому же универсальному обобщению инцестуозной потребности. Если «выбор» любого сексуального объекта является наследником инфантильной сексуальности, если каждый объект взрослой сексуальности несет на себе отпечаток первых объектов детства, тогда инцестуозное измерение является имманентным сексуальной жизни вообще. Инцестуозное измерение подпитывает (или нарушает) желание либо вынуждает применить запрет. Таким образом, первые объекты любви становятся объектами вины. «Запрещено любить именно тех, кого природа побуждает любить больше всего», и это вызывает отчаяние у многих людей, в частности, у маркиза де Сада.
Любовь к объекту – это потерянная любовь, целой жизни не хватит, чтобы попытаться вновь обрести ее. Одно из первых и основополагающих открытий психоанализа состоит в обнаружении в образе актуального объекта любви общих черт с первой любовью, какими бы отдаленными они ни казались. Так говорил Фрейд. Вспомним два примера, воспроизведенных/сконструированных в один и тот же период, в начале 1910 года.
Первый касается одного из представителей мужской гомосексуальности в целом, но одной из тех фигур, которые делают выбор эфеба и о которых пишет Фрейд в «Воспоминании детства Леонардо да Винчи». Между точкой отправления и конечной точкой любовного пути появляется сложный механизм зеркал, допускающий игру отражений и инверсию роли вплоть до тотального смешения. Полюбить молодого человека, который отражает влюбленного таким, каким он помнит себя в детстве, любимым своей матерью. Непрерывная любовь между матерью и сыном путем инверсии позиций, инверсии, разрешенной бессознательной идентификацией и нарциссической зеркальностью, пишет «Портрет Дориана Грея». Здесь мы видим, как из-за феномена сгущения идентификация может конденсировать идентичное и противоположное. С одной стороны, она обеспечивает постоянство первой формы любви, а с другой, участвует в вытеснении, отодвигая слишком инцестуозный объект. Женщины уходят из этой любовной жизни, только лишь когда одна из них навсегда завоевала свое место.
Бесспорно, сегодня мы подвержены искушению усложнять фрейдовский анализ. Речь не идет уже только лишь о фигуре нежной, чувственной матери. Она дублируется примитивной, бесцеремонной, даже преследующей тенью, чья гомосексуальная «чувственность»,