как бы для того, чтобы заставить одуматься и отказаться от безрассудного предприятия. Более двух часов простояла экспедиция на месте, в ожидании, пока туман рассеется. Туземцы не преувеличивали опасности последнего перехода.
Тропинка, по которой взбирались к верхнему уступу, чрезвычайно скользкая, шириной не более аршина, ползла мимо страшной пропасти с одной стороны и отвесными скалами – с другой.
Люди были вооружены длинными посохами с железными наконечниками и, несмотря на эту предосторожность, ступали шаг за шагом. Странствование по таким местам, помимо военных целей, может быть оправдано только любовью к науке, которая требует от своих жрецов такого же самопожертвования, как война от солдата. Караван растянулся версты на полторы. Шествие открывал старшина племени уруспиев Мурза-Кул, бодрый и свежий старик, полюбившийся всем своей веселостью и неистощимым юмором. За Мурза-Кулом шел генерал со свитой, а за ним, вытянувшись в нитку, поднимался отряд, останавливаясь через каждые десять-пятнадцать шагов, чтобы перевести дух. При таких условиях путешественникам было не до разговоров, никто не проронил ни слова, и только изредка, когда измученный де Бессе отставал от генерала, Мурза-Кул кричал ему с дружеской усмешкой: «Найда, земляк, гайда: маджары никогда не оставались сзади!»
С трудом, но без приключений добрались, наконец, до гребня обводного вала. Спуск с него был так же крут, как и подъем, но представлял еще большую опасность, так как спускаться приходилось по скользким и обледенелым камням. У подошвы спуска скалы сходятся так быстро, что образуют узкий коридор, едва доступный для движения одного пешехода. Природа точно намеревалась загородить доступ к Эльбрусу, но потом раздумала и оставила проход, известный у местных жителей под названием железных ворот. За этими воротами местность образует новое плато – последнюю ступень лестницы, ведущей к заповедной грани. Теперь уже не оставалось никаких преград, которые заслоняли бы от взора грандиозную фигуру Эльбруса. Теперь он весь был налицо – от вершины до основания, во всем величии своей необычайной красоты, для описания которой человеческий язык не имеет подходящих выражений.
Террасу, или плато, со всех сторон обступали высокие остроконечные утесы, на отвесных боках которых снег никогда не задерживался, и потому они сохраняли свой черный цвет, представлявший мрачный контраст с окружающими их снежными пустынями. Из-за угрюмых пиков этих утесов виднелись купола и пирамиды покрытых вечным снегом гор в 11 и 12 тысяч футов каждая. И эти исполинские горы казались пигмеями перед колоссальной фигурой самого Эльбруса. Никому из участников экспедиции не приходилось прежде стоять посреди таких подавляющих своим величием декораций – все были поражены до такой степени, что не обменивались впечатлениями: молчали или говорили вполголоса, точно в самом деле стояли у входа в святая святых. Под впечатлением этой картины де Бессе в своих мемуарах