добыть воду. В 2:10 ночи, зная, что твердь земная скоро останется позади, мы связались веревкой и отправились одни, так как туземцы на наши крики не ответили. Мы вскарабкивались по крутым снежным гребням, которые вели нас к «громадному плато». Павел скользил беспомощно, и Таккер почти волоком тащил его какое-то расстояние. Когда через четверть часа мы добрались до кромки грандиозной снежной равнины, Эльбрус едва проявился перед нами: громадный, бледный и, к нашему удивлению и разочарованию, частично окутанный темным облаком. Теперь шлось легко, и мы брели, не сказать, что в угрюмой тишине, но молча с ледорубами под мышками и спрятав руки в карманах. Мы были хорошо защищены от свирепого холода валлийскими шерстяными шапочками ручной вязки, шарфами, кардиганами и шерстяными манжетами, хотя, благодаря нашим спутникам, я потерял гамаши, чем дал повод для иронических замечаний. Несколько неисправимых путников повторяли известное утверждение, что красота природы застывает в снежном поясе, и те, кто преодолевает этот предел, не получает никаких наград за свои старания, кроме удовлетворения воспринимать эту гору, как смазанный жиром шест на сельской ярмарке для желающих рискнуть по нему взобраться. Когда мы брели по снежным полям Эльбруса, я пожалел, что с нами нет этих неверящих, чтобы вынудить их признать поразительно пугающее великолепие, а сильный холод окажется для них справедливым наказанием за их прошлые обиды. Последние лучи заходящей луны осветили вершины Главного хребта: меж его вершинами мы увидели множество южных отрогов. Ледовые склоны Ушбы и Донгузоруна отражали бледное мерцание небес. Далеко на запад скалистые пики скрывались в густой тени. Мы были достаточно высоко, чтобы взглянуть на хребты, расходящиеся от Эльбруса на северо-восток. В этом направлении темная череда облаков, нависшая вдали над степью, освещалась мерцанием в виде растянутых белых полос, производимых вспышками раскаленных молний. Густые темные облака все еще были на горе перед нами. Тем не менее, небо было чистым, а звезды светили необыкновенно ярко.
Там, где снег стал ссыпаться наклонно к основанию горы, хрустящая корка лопнула под моими ногами, и я вдруг исчез в скрытой трещине, словно в люке. Павел был на веревке сразу же за мной и ужаснулся от случившегося. Первым его импульсом был рывок к обрыву, чтобы увидеть, что со мной произошло, но его порыв был сдержан моими спутниками. Трещина была из тех, что расширялась вглубь. Сдерживавшая меня веревка придала мне сил сразу же упереться ногами на полочке с одной стороны и спиной – с другой. Положение было более нелепым, чем неудобным. Руки мои были в карманах, а ледоруб под мышкой. Благодаря прочности веревки и узкому пространству нелегко было воспользоваться ледорубом без опасения уронить его в безвестную глубь подо мной.
Когда я попытался подняться на руках, снежная корка под ними лопнула, и нам всем стоило больших усилий, прежде чем меня вытащили и благополучно поставили на ноги.
Крутизна склонов увеличивалась,