как часто хотелось ему услышать теплое слово, испытать женскую ласку!
И увидел он раз девушку Санах, и полюбил ее, но сказать ей о своей любви не решался: боялся – засмеет его девушка. Но подоспело время и сказал он.
На свадебные танцы собрались девушки, собрались юноши, и Шогонтыж был среди них.
Один юноша, усмехаясь, сказал ему:
– Шогонтыж, и ты должен плясать…
– А ты думал, что я только смотреть буду! – возразил Шогонтыж, и стал рядом с той девушкой, которую любил.
И когда под звуки зурны и хлопанье в ладоши юноши и девушки, взявшись за руки, пошли кругом, он тихо сказал ей:
– Люблю тебя! Будь моей женой, калым за тебя большой приготовлю.
Улыбнулась она и, нагнувшись к нему, проговорила:
– Я согласна быть твоей женой, но сперва вырасти выше всех!..
Кончились танцы; вышел Шогонтыж из круга, и тоска была у него в душе.
С тяжелой думой шел он по улице и вдруг услышал, что кто-то зовет его.
Поднял голову и увидел около полуразвалившейся сакленки женщину, старую ведьму Аминат.
Мудрая старуха была она: в народе говорили, что шайтан навещал ее, и от него она узнавала то, чего другим людям и ввек не узнать.
Ночной порой прокрадывались к ней женщины, приходили мужчины, и запиралась Аминат с ними в сакле, и рассказывала им, что ждало каждого из них в жизни. И один выходил из сакли радостный, а другой – печальный.
Остановился Шогонтыж, спросил старуху:
– Что надо тебе?
– Зайди в саклю, будь гостем, – сказала она.
– Не могу, – ответил он, – иду по одному делу.
– Зайди, поговорим об этом деле, – промолвила старуха.
Подумал Шогонтыж и зашел в саклю, сел на скамейку перед очагом и рассказал, что случилось с ним на свадебных танцах.
Поджала тонкие и высохшие губы Аминат, подумала, покачала головой.
Потом сняла с полки пучок сухой травы, бросила его в очаг и зажгла.
Синим пламенем вспыхнула трава, а старуха глаз с огня не спускала и задумалась глубоко.
Вспыхнула последняя былинка и потухла, серый пепел остался от огня, а старуха стояла неподвижно.
Очнулась, вздохнула тяжело и сказала Шогонтыжу:
– Ты вырастешь высоко, высоко, но девушка, которую ты любишь, не будет твоей женой. Теперь иди, ничего больше не скажу, – прибавила она, когда Шогонтыж начал просить ее разъяснить, как это он вырастет. – Иди, иди, я все сказала.
Вышел Шогонтыж из сакли, и еще тяжелее было у него на душе.
Два дня прошло. Рано утром, когда еще не все звезды погасли, на улицах аула затрубили звонкие военные трубы.
И, услышав их звук, воины поспешно покидали свои постели, одевались, хватали оружие, седлали коней.
Пыль тучей поднялась над аулом от скакавших на конях воинов, бежавших толпой остальных жителей, людским говором, шумом и конским ржаньем наполнились еще недавно спавшие и пустынные улицы.
А трубачи на белых конях носились из одного конца аула в другой и трубили, трубили.
Весь