грянувший залп хохота вполне мог бы сравниться с грохотом пушечного залпа.
– Знаешь, что ли? – удивился Ругожицкий.
– Да все знают, как артиллеристы еще на пути в Париж отыскали в развалинах погреб с шампанским вином, тысяч до тридцати бутылок, и все распили и разбили! – сообщил Державин. – Оставалось еще несколько штук бочек, так солдаты ставили их на дно, с шумной радостью сбивали сверху другое дно и манерками черпали животворную влагу; многие даже варили кашицу на шампанском вине. Вот до какой роскоши вы дожили!
Расчеты опять захохотали.
– А знатная удалась кашица! – воскликнул канонир Самойлов. – До сих пор голова от нее кругом! Жаль только, что не осталось больше: нынче у нас пшенка на воде да с солониной.
– Ничего, придете в Париж – душу отведете в тамошних кабачках и ресторациях, – посулил Державин. – Только смотрите, не заказывайте вина с виноградников Монмартра, не то замучаетесь укромный уголок искать, чтобы облегчиться. Мало того что оно, говорят, кислей кислого, так еще и урину нещадно гонит. Не зря про него говорят: выпьешь поссон, выльешь кварто[51], а по-нашему говоря, выпьешь полчарки – выльешь бочку.
Хохот стал еще громче.
В эту минуту мимо батареи промчался верховой трубач артиллерийского полка, громогласно подавая сигнал «К бою!».
– Наконец-то приказ двигаться! – радостно воскликнул Ругожицкий.
– Бог в помощь, поручик! – Державин вскочил на своего гнедого. – До встречи в Париже!
С этой минуты события начали развиваться стремительно. Генерал Рудзевич с егерями обходил холм Монмартр, двигаясь правее, по дороге в предместье Сен-Дени, Святого Дионисия; Ругожицкий с батареей перешел туда же и начал, наступая плутонгами[52], бить неприятельскую кавалерию, которая, оставляя убитых, мчалась на гору, явно растерянная.
Вдруг из крайнего дома от подошвы горы выехал французский полковник в синем мундире и, размахивая белым платком, поскакал прямо к батарее.
Ругожицкий приказал остановить стрельбу, вышел перед батареей и крикнул:
– Что вам угодно?
– Где ваш граф Ланжерон или прусский фельдмаршал Блюхер? – хрипло спросил полковник.
Ругожицкий взмахом руки показал ему направление и повернул было назад, к батарее, но полковник вдруг возопил с отчаянием в голосе:
– Остановитесь! Не стреляйте больше! Мы сдаемся!
Однако канонада по-прежнему доносилась со всех сторон; стрельба не прекращалась. Бой никак не мог уняться. Французы, несмотря на приказы, сопротивлялись с озлоблением отчаянным! Две их гранаты взорвались на позициях у пруссаков, левее батареи Ругожицкого.
Раздался ужасный гром, дым клубами поднялся к небу.
– Неужели зарядные палубы рванули? – пробормотал Ругожицкий.
Взрыв неожиданно послужил сигналом к штурму. «Ура!» – раздавалось со всех сторон, перемежаясь с барабанным боем. Все стремились на Монмартр. Французы, осознав свое поражение, не отстреливаясь, бежали вверх; только кавалерия их