будто бы она, Анна, крала время или даже чужую жизнь.
– Потерпи, – сказал Никанор, когда однажды она все же решилась выказать нет, не совсем чтобы недовольство – с чего бы ей быть недовольной? – но удивление. – Ведь дело растет…
Оно росло и поглощало все вокруг.
Приятельниц Анны, которые вдруг оказались вовсе не того положения, чтобы принимать их в доме. Нет, Анна приглашала, но… разговоры все сводились к успехам мужа и его деньгам, к попыткам узнать, во что обошелся вот тот гарнитур из белого нефрита или дорого ли ныне держать прислугу. В этих разговорах, во взглядах Анне виделась зависть.
Работу, ибо невозможно, чтобы женщина ее положения трудилась в какой-то лавке. Нет, Никанор лавку ей купил, чтобы не скучала. А в новом особняке, который возводился по его проекту, заложили оранжерею и сад. Но лавкой ведал управляющий, человек мрачный и недовольный жизнью, полагавший Анну состоятельною бездельницей. Не без причины.
А в доме… они въехали в него зимой, в огромный гулкий особняк, показавшийся Анне чересчур уж большим. Как не заблудиться в таком?
Она и блуждала целыми днями, не имея желания наносить визиты, – все те люди, которые вдруг заинтересовались Анной, были ей незнакомы и потому заранее пугали. Кажется, именно тогда она потихоньку начала осваиваться со своим одиночеством. Оранжерея спасала.
А вот к саду ее не допустили. Им занимался человек опытный, оттого несколько авторитарный и не склонный учитывать пожелания каких-то там недоучек, пусть бы и были они женами миллионеров.
Спина заныла совсем уж невыносимо. И Анна, порадовавшись, что окна первого ее этажа прочно защищает рубиноволистный плющ, подняла ноги. Если упереться ими в софу и согнуть в коленях, станет легче. Ненамного, но все же…
Глава 2
Матушка Никанора стала частой гостьей. Она, пожалуй, и вовсе не отказалась бы поселиться в особняке, однако здесь Никанор проявил прежде несвойственное ему упрямство и приобрел матушке собственный дом.
Еще один – брату. И второму тоже. Более того, он готов был приставить их к делу, хотя, по собственному признанию его, особыми способностями братья не блистали, но все же родня… Не важно.
Госпожа Лазовицкая обычно появлялась без предупреждения. Она держалась хозяйкою, всем видом своим показывая, что именно с нею и следует считаться. Она находила пыль. И пеняла Анну за нечищенные каминные решетки. Впрочем, только бы за них…
– Пора рожать, – она тыкала толстым пальцем в живот Анны. – А то где это видано… связался на свою голову с пустоцветихой…
И громкий ее голос разносился по комнатам. В такие минуты Анна совершенно терялась. Ей хотелось уйти, запереться в оранжерее, пожалуй, единственном месте в доме, которое Анна могла бы назвать своим, но от госпожи Лазовицкой было не так просто избавиться. И стоило признать, что она была права. Анна давно уж заподозрила, что с нею неладно, но…
С тем, прежним, Никанором она, быть может, нашла бы в себе силы поговорить, а нынешний ее пугал.
Она