лишь перед своей клеткой. Сторожа и моя взволнованная нянька высадили из повозки маленького мальчика, испуганного, потерявшего по дороге бескозырку. Нянька думала успокоить меня зрелищем львов в клетке. Но поскольку эти животные упорно поворачивались к нам спинами, я пощекотал тросточкой зад одного из них, чтобы заставить его повернуться. Он этого не сделал и выразил свое презрение самым невежливым образом, не проявив почтения к прекрасному новому костюму, которым я так гордился.
Гораздо позже, во время учебы в Оксфорде, проезжая Берлин, я полюбопытствовал повидать вновь этот зоосад. Огромная обезьяна по имени Мисси, которую я угостил арахисом, прониклась ко мне такой дружбой, что ее смотритель предложил мне войти вместе с ним в клетку. Я согласился без особого энтузиазма. Мисси выразила свою радость, обвив меня длинными руками и прижав к своей мохнатой груди. Эта демонстрация любви не показалась мне очень приятной, я мечтал лишь о том, чтобы вырваться. Но лишь только я сделал попытку удалиться, обезьяна стала издавать пронзительные крики, так что смотритель, чтобы ее успокоить, посоветовал выйти с ней на прогулку. Я подал руку моей новой подруге и обошел с нею аллеи сада к великому развлечению посетителей, останавливавшихся, чтобы нас сфотографировать.
Всякий раз, проезжая Берлин, я обязательно заходил посмотреть на мою обезьяну. Однажды я нашел клетку пустой: «Мисси умерла», – сказал мне смотритель со слезами на глазах. Горе этого человека было неподдельно. Это был мой последний визит в Берлинский зоосад.
В детстве я имел довольно редкую возможность знать одну из своих прабабок.
Зинаиду Ивановну, княгиню Юсупову, ставшую во втором браке графиней де Шово. Мне было всего десять лет, когда она умерла, но ее образ тем не менее ясно запечатлелся в моей памяти.
Ее великолепная красота вызывала восхищение всех ее современников. Она вела очень веселую жизнь и имела множество приключений. У нее была романтическая любовь с каким-то молодым революционером, за которым она поехала в Финляндию, когда он был заключен в Свеаборгскую крепость. Чтобы иметь возможность из своей комнаты видеть окно любимого, она купила дом на холме напротив тюрьмы.
Когда женился ее сын, она оставила молодым дом на Мойке в Петербурге и поселилась у себя на Литейном проспекте в доме, который она приказала выстроить по образцу дома на Мойке, но меньшего размера[27].
Много времени спустя после ее смерти, разбирая ее бумаги, я нашел среди писем, подписанных самыми значительными именами того времени, письма императора Николая I, не оставлявшие никакого сомнения в характере их близости. В одном из них император предлагал ей павильон «Эрмитаж» в царскосельском парке, где приглашал ее провести лето поблизости от него. К письму был приколот черновик ответа. Княгиня Юсупова благодарила императора за любезное внимание, но отказывалась от предложения, ссылаясь на то, что имеет обыкновение жить у себя и что ее имений для этого достаточно. Тем не менее, она