Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года
правительства.
Вот почему закон о военно-полевой юрисдикции воспрещал назначать в состав военно-полевых судов6 военных юристов, а обследование создававшихся во время войны7 бесчисленных дел о «предателях» неизменно поручалось следователям8 и прокурорам гражданских а не военных судов: таких прославленных специалистов по этого рода делам как следователи Кочубинский и Матвеев и прокурор Жижин, среди военных юристов не было и быть не могло. Те политические дела, которые после революционного 1905 года передавались военно-окружным судам, имевшим право применять смертную казнь, рассматривались с таким строгим соблюдением закона, которое делало их приговоры неуязвимыми даже для либеральной печати и выступавших в военном суде гражданских адвокатов.
Награжденный за окончание академии чином капитана9, я начал свою юридическую службу на Кавказе и по принятому порядку в течение 5 лет нес там обязанности военного защитника10. Относился я к ним с большим интересом, прилежно готовился к каждому делу и скоро приобрел многочисленную клиентуру. Этому содействовало еще и то, что защитникам строго воспрещалось принятие какого-либо гонорара, подсудимый же имел право избирать себе того из них, который казался ему наиболее желательным. Все защитники находились в ведении и подчинении у своего естественного противника – военного прокурора. По-видимому, не только его генеральский чин, но и важнейшее право аттестации открывали полную возможность давать выступлениям своих подчиненных на суде желательное для него направление. Но свобода действия этих подчиненных как «стороны» ревниво охранялась традицией и всякие разговоры и споры по делам вне залы заседания считались бестактностью. Моим начальником был генерал Окулич-Казарин11, поляк, принявший православие. Прекрасный человек он, как ревностный неофит, относился ко мне – лютеранину с некоторой нетерпимостью и, владея хуже меня словом, часто обращал судебные прения в бурные схватки. В таких случаях оба мы выходили из залы заседания с красными лицами, но на этом все и кончалось.
Обвинителем на суде выступал обыкновенно помощник прокурора. Сам генерал появлялся за прокурорской кафедрой только в тех случаях, когда процесс был сенсационным или скамью подсудимых занимало лицо с высоким чином. За 5 лет службы в роли защитника я многому научился у своего начальника и впоследствии всегда с благодарностью вспоминал его руководство в моем судебном воспитании. Случилось так, что иметь самого генерала своим противником мне пришлось в первое же выступление. Слушавшееся тогда дело шло при закрытых дверях. Публики не было, но судейских чинов, пользовавшихся правом присутствовать на всех делах, было довольно много.
Торжественная обстановка Суда. Все в мундирах. По приказанию Председателя вооруженный конвой вводит трех солдат. Они становятся за моей спиной. Это три молодых парня с самыми обыкновенными глуповатыми солдатскими лицами. Обвиняются они в изнасиловании.