отец имя дал, – сказала Люда, обращаясь исключительно к старухе. – А уж когда развелись, мать фамилию сыну на свою поменяла. Куда он делся? – Она высунулась снова. – Антон, Гусейна найди!
– Погодите, погодите! – затараторила Варя, панически путаясь в словах. – Зачем? Это чепуха! Кра… Крапивин! Такого большого нашел… Ну не сумел все, ну не смог… Он хотел… Теперь начнут издеваться: из-за жука пострадал. А он без отца…
– Что с тобой, Варюха? – спросила бабушка тревожно.
– Дался вам жук! – Слезинка пробежала у Вари из левого глаза. – Вы их все равно убиваете! Все равно! Убиваете! Что, кузнечика меньше жалко?
– Усыпляем, – поправила старуха. – Усыпляем, но не пытаем. И это не кузнечик, а кобылка.
– Не наказывай Крапивина! Ты и так во всем права! Ты второй месяц уже права! Ты хочешь, чтоб я, как мама, заболела, да? Я поперлась с тобой в это дебильное место! Ты хоть в чем-то, хоть когда-то мне уступи хоть! – Слезы свободно и легко текли у нее по лицу.
– Ладно, только успокойся. Что ты? – испуганно лепетала старуха. – Впечатлительная…
– Звали? – раздался веселый голос.
Варя закрыла лицо руками и сквозь пальцы в размытом свете увидела взъерошенного паренька, который стоял в дверях, ухмыляясь и посасывая стебелек травы.
– Свободен, – сказала бабушка.
– Свободен! – прикрикнула Люда.
Он пожал плечами и исчез.
Через полчаса бабушка и внучка стояли на кромке леса возле станции.
– Смотри, смотри… – Бабушка карикатурно сгорбилась, пальцем достигая земли.
Товарняк грохотал мимо, как бесконечный снаряд.
– А? – спросила Варя. – Что?
Бабушка что-то говорила земле.
– Что там? – повторила Варя.
Бабушка чуть разогнулась и выдохнула ей в лицо:
– Жук-носорог! – И низко наклонилась обратно: сквозь седину розовели нежные проплешины.
Варя не удержалась, схватила бабушку за плечи и одним стремительным нырком поцеловала в макушку, которая пахнула навстречу теплым и кислым впитавшимся духом леса.
Вскоре появилась зеленая гусеница электрички.
Варя снова села у окна. Там, где создавался подходящий фон, – например, лес был особенно густ и темен, – она всматривалась в стекло, пытаясь уловить свое отражение. С ней это случилось впервые: она себе нравилась. Отражение, которое расплывалось и плясало на стекле, – мутное и кареглазое – было почему-то милым и привлекательным.
Анна Матвеева
На озере
Мама сказала, что мне понравится, а я сначала подумал, что это будет опять то же самое озеро, на которое мы ездили вместе с папой летом. Но потом я подумал, что папы здесь нет и к тому озеру ехать очень далеко – опять надо будет лететь в самолете. В самолете мне понравилось, только уши болели, когда он взлетал, и мама ругалась, когда я случайно мешал дядьке в соседнем кресле. А летом мы ехали к озеру