– Анатолиос всё ещё заполняет свои бумажки в медресе, так что можете быть спокойны. Он нам не помешает, – приветливо улыбнулась кирия, и, когда молодые люди на секунду застыли в недоумении, сокрушённо ахнула. – О, прошу простить!.. Абдулла-эфенди, конечно же!.. Забудьте то, что я вам только что сказала.
Дима подавил улыбку и переглянулся с Вачаганом. Анатолиос!.. Вот они и узнали настоящее имя директора.
– Мы раскрыли самую страшную тайну дяди, митера, – весело подмигнул матери Геннадиос. – Анатолиос, представляете?..
– Можете быть спокойны, кирия Мария, – ответственно заверил её Мехмед и вежливо поклонился матери друга, – мы никому об этом не расскажем!
Все весело рассмеялись, и, когда хозяйка пригласила гостей к столу, Дима почувствовал себя вконец очарованным этим греческим домом, несломленным духом его обитателей и даже скромной, но вкусной едой, приготовленной заботливой рукой. Белые занавески, высокие стены… и те напоминали ему Россию! В какой-то момент юному графу нестерпимо захотелось вернуться на Родину или же стать частью этой жизни, ведь у него самого никогда не было столь крепкого семейного очага…
– А где адельфи34, митера? – вдруг спросил Геннадиос, с увлечением жуя тушёное мясо в густом соусе. Вачаган как раз спросил у кирии, по какому рецепту греки готовили пахлаву. Мехмед старался хранить молчание и то дело косился на Библию в углу. Отец наверняка сказал бы, что сидеть так близко к христианскому священному писанию – харам…
– Наверху, агапи му35, – отвечала госпожа. – Можешь подняться и позвать её к нам.
– Я позову!.. – вызвался юный Румянцев и так резко поднялся с места, что приборы на столе звякнули, а его ножка чуть покосилась. Гена звучно хмыкнул, и даже сдержанный Мехмед рассмеялся в сжатый кулак.
– Как вам будет угодно, Дмитрий Александрович.
Госпожа Спанидас благосклонно отпустила юношу и проводила его снисходительным взглядом. Дима пристыженно жмурился, сверля глазами пол, а ладони вспотели от стыда, пока он поднимался по витиеватой лестнице в верхние спальни. Всё кончено!.. Этот позор позади…
– Я просто безнадёжен! – Юноша ругал себя последними словами, но чем яснее из одной из спален раздавалось дивное девичье пенье, тем меньше он думал о тех болезненных мгновениях. Мозг затуманился, будто его заворожила мелодия сирены. Музыкальный, переливистый язык… Греческий! Да-да, это точно был он!
В длинном узком коридоре, где он вдруг очутился, только в одной комнате горела свеча. Дверь в неё оказалась приоткрыта, и русский граф пошёл на зов. Ксения сидела на подоконнике и, свесив с него одну ногу, вышивала. Игла проворно двигалась в длинных умелых пальцах, а лунный свет придавал их обладательнице ещё больший ореол таинственности. Дима затаил дыхание, когда золотистая прядь выбилась из причёски, но Ксения не убрала её за ухо. Слишком увлечена