и пережитых чувств… Ты боишься за него и думаешь, что он не сможет без тебя. Хотя я не понимаю, почему. Мы все что-то теряем в жизни, видимо, он очень слабый человек, если не может отпустить то, что не хочет принадлежать ему. Не хочет ведь? – И он с улыбкой на бледных губах посмотрел на меня, словно заранее знал мой ответ.
– Мне только нужно знать, что ты разлюбишь меня, сделаешь все возможное для этого.
– Сумасшедшая, – он покачал головой, – как вообще можно такое просить. Да если бы я смог…
– Ты бы уже давно разлюбил?
– Нет. Я хочу любить тебя и страдать. Я всегда буду страдать, потому что всегда буду любить тебя.
– Франц… – я не смогла сдержать улыбки, его слова звучали так серьезно и так невероятно… – мне иногда кажется, что ты обожаешь страдать. Это так?
– Не знаю. Я просто хочу всегда помнить о тебе. Чтобы на протяжении всей жизни из моей памяти не стирались воспоминания, связанные с тобой. Я буду специально каждый вечер думать о тебе, смотреть твои фотографии, перечитывать сообщения, которые мы писали друг другу поздней ночью, и в которых было так много откровенности. Пусть ты не будешь моей, но те мгновения, в которых ты была со мной, уже никто не сможет отнять у меня. Ты ни с кем больше не будешь такой Ты моя навсегда, вот и все, что я хотел сказать.
Больше и не нужно было ничего говорить. Все последующие слова были бы лишними, потому что эти ранили слишком глубоко. Есть фразы, которые пронзают больнее ножа. Лезвие можно вынуть, и рана со временем затянется, а от слов излечиться невозможно, их следы остаются на душе и неподвластны времени. Они причиняют невыносимую боль долгие годы, а иногда и всю жизнь.
Слова Франца задели меня, как когда-то «Титаник» задел айсберг: бесповоротно и катастрофически. Они громко звенели в моей голове всю обратную дорогу до дома (мне не хотелось ехать к Луису, поэтому я попросила Франца отвезти меня домой). Я не попрощалась с ним, выбежала из машины, наивно веря, что это была наша последняя встреча. Мне хотелось скрыться от него навсегда.
Из своей комнаты вышла мама. Она вопросительно взглянула на меня, но я только лишь улыбнулась ей какой-то потерянной улыбкой и, ничего не сказав, прошла в другую комнату, уже успевшую стать моей. Я сняла с себя колючий свитер и упала на кровать, застеленную свежевыстиранным постельным бельем.
Этой ночью я успокаивала себя тем, что поставила окончательную, жирную точку в наших отношениях с Францем. У них нет ни будущего, ни настоящего. Я испытывала облегчение, мне в какой-то степени удалось оправдать себя и искупить свою вину перед Гаем. О чувствах Франца я не думала этой ночью, я запрещала себе это делать. Только спустя время я поняла, какую ошибку совершала снова и снова, беспокоясь о себе и Гае, совершенно забыв о переживаниях Франца…. Будто он был чужим в этом любовном треугольнике с опасно острыми углами.
И только мое сердце бесконечно ныло от тоски и боли.
Я долго