последовали за ними.
– А-а-а!!! – закричала Роден и вспыхнула на его глазах.
Зафир одернул руку и отступил на шаг.
Она лежала на кровати и смотрела на него в темноте. Ее кожа. Она вся светилась, будто кто-то зажег под ней сотни золотых огоньков.
– Что… – прошептала Роден и присела в кровати, – что ты тут делаешь? – она натянула одеяло, прикрыв обнаженную грудь.
– Извини. Тебе кошмар приснился. Ты кричала. Я не мог тебя разбудить.
Свечение заволокла Тьма. Все погасло. Все стало как прежде.
Роден щелкнула пальцами. Загорелся тусклый свет. Она потянулась к пачке с елотками на тумбочке. Закурила.
– Спасибо, что разбудил, – она выдохнула дым. – Так бы и металась всю ночь.
– Ты всегда голой спишь? – решил напоследок поинтересоваться Зафир.
– Какие-то проблемы? – Роден потерла взмокший лоб.
– Никаких проблем, – он улыбнулся и поспешил покинуть ее каюту.
Он пил кофе на кухне, когда она вошла, замотанная в махровый халат.
– И мне налей, пожалуйста.
– Спасть ложиться больше не собираешься?
– Попью кофе и пойду спать. А это что? – она потянулась к тарелке с нарезанным мясом и взяла кусочек. – М-м-м… И хлеб передай. Ага. Спасибо!
– Любишь есть по ночам? – спросил Зафир, вгрызаясь в очередной бутерброд.
– В Космосе не бывает дня и ночи. Только циклы, запрограммированные системой, чтобы такие, как мы, с катушек не съехали. Так что, сейчас ни ночь и не день. А я ем тогда, когда хочу есть.
– Твой кофе, – он передал ей кружку.
– Спасибо, – она пригубила кофе. – Ну а ты чего не спишь?
– Покой твой стерегу, – отшутился Зафир.
– Раз уж мы решили позавтракать посреди ночного цикла, может, обсудим дело, ради которого я лечу на Олманию?
– Не на этом корабле. И не во время полета. Извини, – Зафир откусил кусок бутерброда и пожал плечами.
– Не доверяешь, значит, – хмыкнула она.
– Мы, олманцы, вообще народ странный.
– Ладно, – согласилась Роден. – Не хочешь о деле, давай о семье твоей поговорим. Родители живы?
– Не знаю, – Зафир глотнул кофе. – Я приемный ребенок. Меня к дверям приюта в корзине принесли. Приемная мама пыталась найти сведения о них, но тщетно.
– Она жива?
– Нет. Их с отцом уже давно нет.
– Ясно, – вздохнула Роден, доедая бутерброд. – А сестра твоя? Она тоже приемный ребенок?
– Нет. Она – родной ребенок.
– Понятно, – кивнула Роден. – Поздний и долгожданный сюрприз?
– Чудо, – улыбнулся Зафир. – Назефри – настоящее чудо.
– Тогда все еще сложней, чем я себе представляла, – она глотнула кофе и закурила.
– Почему ты думаешь, что все так сложно?
– Ревность в семье приемного ребенка к родному всегда оставляет более грубые деформации. Но ты, судя по всему, сестру любишь. Так что вряд ли здесь будут скрываться какие-то большие подводные камни. Хотя, с женщинами проблемы могут быть серьезные. Ты, случаем, не гей?
Зафир