коренаст, с приплюснутым носом и узкими маленькими глазками. Второй высоченный, худой, с длиннющим носом и выпученными глазами. На обоих старые, растянутые, неопределенного цвета свитера, а широченные штаны заправлены в сапоги.
Эти особенные, не похожие на других останавливаются неподалеку от меня, я делаю вид, что думаю о своем и не обращаю на них никакого внимания. На самом деле мои уши превращаются в локаторы – жуть как интересно, о чем они будут говорить.
– Ну так че у тебя с кругосветкой-то? – слышу я хриплый голос.
– Дак че? Все нормально! Осталось только деньги найти, – отвечает тонкий, почти женский голос. Оказывается, это голос длинного.
– А много надо?
– Дык, где-то около девяносто трех штук…
– Девяносто трех штук!? – ужасается хриплый.
– Долларов, – уточняет тонкий.
– Это где ж столько денег-то взять?
– Дак че, искать надо… А остальное все готово. Лошади уже стоят…
Возникает короткая пауза, после которой хриплый спрашивает:
– Из Америки-то давно?
– Неделю назад как уехал…
Вот это странно. Если этот, с тонким голосом, собирает деньги на кругосветку, при чем тут Америка?
– Счастливый… А я вот пять лет, как там не был… – интересненько, неужели и этот был в Америке? – Ну и че, как там народ-то поживает?
– Дак как пять лет тому назад жил, так и сейчас живет… – отвечает тонкий голос. – Этим летом, правда, событие произошло офигенное…
Я невольно приближаюсь к собеседникам.
– Че такое? – спрашивает хриплый.
– Старую шахту помнишь?
– Ну…
– Так вот. Говорят, в отвалах золотишко есть…
Поезд набирает скорость, сквозь стук колес я почти ничего не слышу. Проходит какое-то время, и до меня снова доносится тонкий голос длинного:
– Ну вот, взял и сбил меня с мысли… Так вот, инженер Епанчинцев…
Тонкий голос становится тише, и опять я слышу всего лишь обрывки фраз, – С раннего утра с тележками, с колясками… тащат с хвостов… дворы им завалили…
– И че?
Стук колес опять заглушает голоса, и, чтобы их услышать, я почти вплотную подхожу к собеседникам.
– Че-че? Выпустил на свободу души замученных стражников!
Души замученных стражников… Так может, они и есть та опасность, о которой тихо, чтобы я не слышал, говорили родители, а потом и Смирнов с Крокодилицей? Но разве душа может существовать отдельно от тела? Да и вообще, о каких стражниках, да еще замученных, идет речь? А если они замученные, то есть уже неживые, то как они могут представлять опасность?
Какое-то время попутчики, как и я, молча смотрят в окно, и вдруг длинный начинает громко смеяться, смех у него отвратительный, похожий на бесконечное чихание.
– Чего ты?
– Да вот… – он понижает голос. – Слышь, только никому, ага?
– Ага.
– В голову вдарило. Р-раз – и вдарило!
– Ага.
Тут только до меня доходит, что они пьяны. Но