они приходились, а то бы завал – боль-то была адская от дубины гадской… Зато старик для Ванькиной палицы неуязвимым оставался – ну никак тому достать стервеца не удавалося. Больно прыток был чёртов уж – даже Ваня тут был не дюж!
Не на шутку от этих обломов Ванёк разъярился и с удвоенной живостью на чёрта навалился: и так, и эдак его лупит да бьёт, а всё коту под хвост. Ваня и бегал, и прыгал, и ногами дрыгал, – чуть было даже не летал, – и по земельке споро катался… Всё мимо, всё рядом – ну не унять никак подлого гада!
А в это время старик поотбился и сам в атаку попёр буро, посошиной своей: швись, хрясь, хлесь, бум!.. И ой как худо Ванюхе пришлось бы, ежели бы он наконец не нашёлся. Всю-то свою остатнюю мощь собрал Яваха в одну точечку, и с такой скоростью молниеносною маханул чудо-палицей, что переломил-таки посох гадский на две палочки… Да только чёрт Ловеяр и тут присутствия духа не потерял. Швырнул он посошиные обломочки Ваньке в рожу, а пока тот уклонялся, за руку ярого воина ухватил, через себя его перекинул, на песочек низринул, и палицу из длани его вышибил. Сцепились они тогда драться-бороться без оружия и принялись недруг недруга бить не жалеючи. И руки и ноги в ход-то пошли; сшибилися супротивнички грудь в грудь – прямо на части друг дружку рвут!
Удивляется Ваня – глянь-поглянь: старик-то не слабее его ну ни капельки, а то и посильнее будет! Даром что с виду хилый да тощий, зато внутри – ну необоримой мощи! «Вот же чёртов хрыщ, колдун треклятый! – негодует в замешательсве некоем Ванька. – Насобачился драться-то, змей вертлявый – ну не ухватить!..»
И такая тут обида богатыря нашего взяла, такая горечь печальная на душу ему легла! Вспомнил он муки свои непомерные, принятые им от хохотливого изувера, вспомнил задание своё труднейшее, и белый свет, вспомнил красавицу-богатыршу, и погубленную подло мать, не утерпел, да за бороду Ловеяркину в сердцах – хвать! И цельный клочище с неё и выдрал.
И чует тут Ваня – что за дела! – упырёва-то хватка враз ослабла, куда как некрепче супротив прежнего стала. Ага! Навалился воодушевлённый богатырь на давшего слабину вражину, да на взрыхлённый песок его, поднатужившись, и свалил.
«Так вот, значит, в чём твоя сила! – Ванюху тут осенило. – Как же я раньше не догадался: власа седые и борода не просто ведь у него снега белее – то ж белый свет, вором заключённый и в волос им облечённый! А я бился с этим мошенником и пластался! Экий же я дурак!»
Уселся бычара Яван на своего врага поудобнее, телом своим тяжким его как следует подмял да почитай все волосищи с дедовой бородищи и головищи и повырвал. А и в самом-то деле – не за ножнями ж ему там бегать! Кто он в конце-то концов, – паликмахер что ли али брадобрей!
А Ловеярка, пока Ванька его драл да скубил, что было моченьки там вопил. Аж даже зашёлся весь, несердешный… Потом руку он высвободил, за головёнку общипанную схватился – а шевелюры-то и нету – дал Яван волю пленному свету. Вот он, освобождённый,