Маленького Пауля он привязал грязным платком перед животом, откуда двухлетний малыш с любопытством разглядывал покачивающиеся лодки.
– Вот, а теперь пора отнести вас к маме, – проворчал палач. – И хватит уже мазать мне рыбьей башкой по волосам!
Куизль отобрал у Петера дохлую рыбину, выбросил ее в воду и зашагал по тропе к пристани Вартавайля.
В скором времени немногочисленные дома остались позади, и палач углубился в тенистый лес, что окружал гору. Он решил идти неприметной окольной тропой, чтобы не встречаться с толпами болтливых паломников. Детям, похоже, понравилась размеренная поступь деда, и они повизгивали от удовольствия. Петер то и дело показывал на птиц или белок, что сидели по веткам у края дорожки и с любопытством смотрели на шестиногое чудище. Мальчишка тем временем выдумывал затейливые названия для зверей и тоненьким голоском напевал детскую песенку:
– Майский жук в вышине, а твой папа на войне. Мать осталась в Померани…
– И чему только тебя мамка учит! – ругнулся Куизль.
Но в скором времени он и сам начал тихонько подпевать, а маленький Пауль тем временем уснул под размеренный шаг и пение.
Стоптанная тропа начала круто забирать вверх. Куизль хрипел и обливался потом; во время подъема он все думал о том, сколько паломников уже поднялись на Святую гору прежде его. Было время, и на одну только Троицу их собиралось более сорока тысяч. Вот и на Праздник трех причастий пилигримов ожидались целые полчища. Палач хорошо представлял себе, как мешал благочестивым делам запертый в монастыре ведьмак. Вероятно, поэтому процесс над его другом Непомуком собирались устроить уже в ближайшие дни.
Якоб решил сократить дорогу и прибавил шагу. Он сошел с узкого серпантина, обвивавшего гору, и стал подниматься напрямик. Время от времени ему попадались старые обрушенные ступени и поросшие мхом булыжники, торчавшие из листьев. Но по большей части палачу приходилось пробираться через доходившие до колен заросли. Далеко впереди несколько скал образовывали круг, точно основание башни. Куизль задрал голову и попытался высчитать, сколько еще осталось до монастыря.
– Смотри, дедуль, ведьма. Ты спалишь ее?
Петер показал куда-то направо: на прогалине стояла особенно высокая, не меньше восьми шагов, скала. На ней росла липа с кривыми ветвями; в тени деревьев она действительно выглядела как сгорбленная старуха.
– Не болтай ерунды, парень, – проворчал Куизль. – Это не ведьма, а…
Только потом он понял, что на самом деле имел в виду внук. У подножия скалы Якоб заметил вход в пещеру, подле которого тлел небольшой костер; возле него сидела старая седовласая женщина. Она вдруг медленно поднялась, опершись на палку. Одетая в подпоясанные веревкой лохмотья, старуха с трудом прошаркала босыми ногами к палачу и его внукам. Когда она встала перед ним, Куизль заглянул в ее белесые глаза. Старуха была, по всей видимости, слепой.
– Да сохранит тебя Господь, – пробормотала старуха и вытянула дрожащие руки. – Это ты, брат Йоханнес? Снова приготовил